Судьба оперы Сказки Гофмана достаточно осложнена как трудностями, сопутствовавшими ее премьере, так и смертью композитора до создания ее окончательного варианта. Множество домыслов, предположений, наслоений, а также и «художественная самодеятельность» предоставленных самим себе постановщиков, которых уже не мог корректировать композитор, привела к уродованию сюжетной линии и кривотолкам по поводу того, в чем же заслуга Оффенбаха, а в чем тех, кто участвовал в музыкальной подготовке оперы после него. Многогранный, глубокий, философский сюжет и замечательная музыка, сразу занявшая в истории оперы собственную нишу, вызывала желание разобраться в первоначальном замысле создателей этой оперы и услышать как можно больше музыки, которая была с ним связана.
Все это я к тому,
что постановка Сказок по Кеку для любителей этой оперы - явление уникальное и долгожданное. Ожившая музыка не известных ранее черновиков Оффенбаха, ожившая музыка, которую задумывал композитор для героев Сказок Гофмана и своих размышлений о них, наконец, зазвучала в спектакле.
Я по-прежнему считаю, что в опере главное – музыка.
Потом – голоса и умение певцов петь (как ни странно это звучит, но петь умеют далеко не многие певцы). И только потом идет постановка и театральный дар певцов.
Увидеть постановку по Кеку – это еще не все. Главное, чтобы певцы и дирижер совместными усилиями дали возможность услышать музыку, а не свои технические трудности, несыгранность, нераспетость и пр. И очень важно, чтобы постановка не отвлекала постоянно возникающим чувством досады.
Спектакль Сказок по Кеку с Хомовым, Деленш, Наури, Бонитатибус меня удивил. Было очень сложно сформулировать свои впечатления, потому что уловить необычность постановки проще, чем выразить, в чем же она состоит.
Особых эпатажных находок там не было (как в потрясающем, гениальном спектакле Мак Викара с Шиковым, Кирхшлагер, Раймонди). Пышностью постановка не отличалась (скорее, она походила на спартанскую). Просто именами удивить исполнители меня не могли – я не настолько хорошо знакома с оперным миром. И все-таки, во время просмотра и после него странным образом получалось, что с какой бы стороны я ни оценивала этот спектакль, везде получалась оценка «отлично».
Работа дирижера – отлично.
Голоса и пение – отлично. (Включая и такие нюансы, как атака, сочетаемость голосов, баланс звука между участниками на сцене и оркестром).
Постановка – отлично. А именно: нет ничего лишнего, и есть все необходимое. Она сделана таким образом, чтобы не уводить, не отвлекать от музыки, но и не впасть в минимализм изобразительных средств.
Актерская работа – отлично.
Свет – отлично.
Немного романтики: Муза тут действительно
пела. Никаких скидок на нераспетость не требовалось. Она появилась, и сразу родилась музыка. И так же хороша она была в конце спектакля.
Хомов, очевидно, родился Гофманом, как и Шиков.
После Шикова я впервые видела такого потрясающего Гофмана (есть у меня, правда, мечта увидеть постановку Сказок еще и с многообещающим в этом плане Спайрзом, но она вряд ли осуществима). Хомов был невероятно естественным в этой роли. Непосредственный, увлекающийся, спорящий, страдающий, наивный, немного смешной иногда. Но голосом потрясающего
драматического воздействия он заставлял забывать о наивности его Гофмана, забывать, как он только что пьяно сползал по стене или тащился за Никлаусом на четвереньках... Это была одна цельная душа, которой начинаешь сопереживать с первого звука голоса до последнего движения.
Звучало все. Наури неплохо использовал свой красивый голос. Внешность его Линдорфа была выдержана в классических тонах Мефисто – худое, бледное лицо аскета, «дьявольские» залысины, темные волосы. Особенного шарма я не почувствовала (м-да, это не Раймонди и не Реми), но и каких-то шероховатостей образа не было тоже. Возможно, при повторных просмотрах я и разберусь, чего ж мне там не хватало и не хватало ли.
Никлаус был прекрасным. Во-первых, во-вторых и в-третьих я услышала прекрасное пение. Далее – естественность образа, которая включала насмешливость, ум, дружелюбие и легкий налет менторства. Никаких скидок, что это певица. На сцене был Никлаус, а не тетя, поющая «за него».
Друзья Гофмана – отлично. (Правда, хор, как всегда, периодически впадал в четвертое измерение вместе с бессильным капельмейстером, но это быстро заканчивалось).
Ритм всего спектакля певцы держали отлично. И вообще, чувствовалась какая-то особенная слаженность, приподнятость в работе всех исполнителей, это нельзя сымитировать. Это или есть, или нет.
Теперь Героиня. Партия Олимпии для Деленш была сложной. Но порадовало то, что певица, тем не менее, не старалась спрятаться за выходки куклы, а была серьезной и в этой роли. Она просто пела. И только самые сложные места ей не удавались. Но ее Антония была выше всех похвал. Совершенно органичное исполнение. Голоса для этой партии ей хватало легко, а образ был создан замечательный и, опять-таки, безо всякого эпатажа. Это было серьезное исполнение с полным и естественным погружением в роль «до печенок».
Ее Джульетта – не слишком яркая и роковая, и немного устал голос, но это уже придирки после потрясения от ее Антонии. Вероятно, я ждала просто слишком многого, учитывая, какой уровень спектакля мне был задан изначально.
Впечатления от постановки лучше всего передаст слово «целомудренность». На сцене царил замысел Оффенбаха. А все остальное: декорации, движения, свет и костюмы, все это словно появлялось из него постольку, поскольку возникала в этом сиюминутная необходимость для рождения театральной постановки. Я люблю «чистую» музыку, но Оффенбах-то писал не симфонию, он писал оперу, тем более, его опыт в создании оперетт свидетельствует о том, насколько он был «игровым» композитором.
Поэтому определенный игровой антураж на сцене явно не мог быть лишним. Серьезность и в этом плане не изменила постановщику, и, хотя все было «на месте», сделано это было с огромным чувством меры и вкуса.
Линдорф стоит рядом с дверью в кабачок Лютера и кажется очень высоким, потому что дверь явно уменьшена в размерах... Огромная тень Коппелиуса на стене предваряет его зловещее появление, а распахнутый сюртук открывает его грудь, на которой висит множество глаз на продажу (а может, это глаза его жертв, его своеобразные трофеи?) Когда он демонстрирует Гофману свои товары, как замечательно появляется на заднике сцены еще один огромный глаз, по которому движется, наблюдая за происходящим, живой зрачок. – Смотрит, как торговец глазами проворачивает свои темные и жестокие делишки.
Когда Антония поднимается по лестнице от Креспеля, он стоит на полу, а ступеньки перед Антонией так странно освещены, что Антония идет, словно по дощечкам, висящим в воздухе. И за нее становится просто страшно. Действительно страшно - ни перил, ни опоры, а она, думая о чем-то своем, идет, словно лунатик, не видя, не понимая опасности.
А позже на ступенях, ведущих вверх, стоит Гофман. Под его ногами видна опора, а вот Антония стоит на площадке вверху, как у края пропасти, потому что сразу перед ее ногами - провал в полную темноту. Так и стоит над пропастью, пока мощная музыка и голоса их дуэта не начинают "волшебным" образом сближать их, словно материализуясь в подобие почвы под их ногами. Но эта почва - всего лишь их надежды, зыбкие, как скудный свет в доме Креспеля.
Вообще, акт «Антония» может быть визитной карточкой этого спектакля, настолько там живая театральная атмосфера, созданная именно певцами, тонко прочувствовавшими своих героев, и светом, а не какими-то дополнительными средствами.
Акт «Олимпия» постановочно был наиболее приближен к тому, что я хотела бы видеть. Минимум пошлости, романтичность облика девушки, а не тупая клоунада для дебилов. В начале акта нам показано окно, у которого стоит Гофман. За окном находится та, которая его поразила (и когда потом мы видим эту девушку на сцене, нам понятно, чем же она могла тронуть поэтичную душу Гофмана). Он поет, а за его спиной на темной сцене светится ее окно (ну да, «свет в окошке» для влюбленного).
Когда он надевает очки Коппелиуса, свет вокруг окна начинает дрожать и вибрировать загадочным голубым сиянием. Замечательно! Зритель максимально приближен к чувствам Гофмана, он одновременно с ним постепенно очаровывается загадочностью еще невидимой героини. А потом видит ее на сцене. Олимпия Деленш была не тупо замершей куклой. Она более походила на прилежную студентку Спаланцани (его гости, кстати, были явно его почтительными учениками). Грустная головка, склоненная на руку, глубокая задумчивость и печаль, погруженность в себя. Такой увидел ее Гофман, такой видит ее позу и зритель, и становится понятным, как Гофман мог так обмануться. Так же точно «милая и печальная» Олимпия внимает словам Гофмана, поющего ей о любви. Как не отнести эту печаль и задумчивость к признакам ответного чувства!
Даже в вальсе, когда Гофман падает с ног, отброшенный скоростью движения, механичность Олимпии без давления на психику показана изящным движением Деленш на роликах, когда она явно движется быстрее, чем может двигаться человек, но не размахивает руками, не дергается, как паралитик и не является нимфоманкой.
Ничего зловещего и отталкивающего нет в ее облике. Она просто шутка забавного ученого, у которого то основательно искрит рубильник, то что-то не ладится в его любимом механизме.
Франц Фушекура сильно выиграл, освобожденный от засилья Сенешаля, который был неточен тонально и ритмически, но упорно назначался на эту роль.
Фушекур пел значительно аккуратнее, а забавным был не менее, чем его предшественники во многих постановках.
Дуэт Гофман-Джульетта звучал, как апофеоз чувств, выраженных голосами, вплавленными в оркестр. Это было изумительно, а необычная даже для этой необычной оперы музыка финала "Джульетты", которой нет более почти ни в одной постановке, меня заставила снова удивиться таланту Оффенбаха.
И замечательно сильный Эпилог. Несмотря на одну ошибку Хомова, когда голос его на миг сорвался, это не могло уже испортить впечатления от спектакля, на редкость органичного и цельного.
Я не заметила никаких неудобств от того, что спектакль снят с одной камеры. Все видно прекрасно, снимавший был точно профессионалом. А звук... Я бы многим фирменным-перефирменным ДВД пожелала бы такого качества звука.
Роман, огромное спасибо за ссылку!
И простите за возможные неточности!