В стремлении добиться наибольшей реалистичности, режиссер ухитрился удариться в противоположную от ходульности крайность - в глянец. Когда УЖЕ неправдоподобно.
Несогласный я. ОБъясню чуть ниже.
Вставлять в фильм записи студийной работы - это еще хуже, чем снимать закулисье во время антрактов. Вышибает из атмосферы оперы моментально и раздражает страшно (меня, по крайней мере).
Заставить певцов говорить во время пения. Собственного.
Студийные съемки меня местами радовали (как воспоминание о бароне, скажем, очень ИМХО здорово), так и зверски раздражали - а сильнее всего Георгиун вздох-выдох в конце (убил бы!). Разговор во время пения (или вместо него) тоже не так однозначен - ИМХО в воркование тенора-сопраны это почти ничего не добавляет (там у Пуччини все прописано), а вот в виде рассуждений Скарпии это очень сильно. Он не поет это, он это
думает. Что естественней в данной ситуации, не?
Многие сцены сняты так, что в кадре "не хватает воздуха". Как в старых фильмах, когда певцы боялись случайно "выпасть" из кадра. Ну и крупные планы, да. Каварадосси, поющий E lucevan le stelle в камеру. Типа "вот-вам-хит".
Ну, этого я вообще не заметил, по-моему Каварадосси Аланьин очень органичен и не звездит ни разу. Персонажу тут просто не хватает на это силы. И это хорошо.
Здесь не только нет этого - вообще христианская символика выброшена. Распятие? А зачем?
а здешняя Тоска вообще не очень религиозна. Я бы сказал, совсем не религиозна. Настолько она самовлюбленная
дура и эгоцентричная девушка. И Висси дАрте на молитву даже примерно не тянет.
Для меня этот фильм - особенный. Он - как вещь себе, сам на себя замкнут. У меня четкое ощущение, что ВНЕ его нет ничего. Там ни единой привязки к стороне внешней, существует только здесь и сейчас, этот конкретный маленький кусочек пространства, неизвестно где, неизвестно когда. И три героя (плюс несколько незапоминающихся
помогающих).
Страшная вообще-то история. Почти сверхъестественный барон, мысль в действии, который (а вовсе не Тоска) разрушает все вокруг себя, случайная (случайная ли?) глупая красотка, к которой он чувствует бешеное желание и презрение к себе за столь низменное увлечение. Что их могло связывать раньше? И невинный художник, почти дитя, который сминается жерновами этого чудовища и этой ситуации. Случайная жертва, даже и не пытающаяся геройствовать. Впрочем, это было бы бесполезно.
Очень какая-то цикличная история, только закончится - начинается сначала. И вертится где-то во Вселенной этот мирок из нескольких комнат, где снова и снова они тащут свой камушек наверх и снова он их давит, катясь вниз. В этом отношении совершенно неисторичная постановка. Но до чего ж хорошая!