Сообщений в теме: 138

[Sydney]

Здесь размещаем наши пересказы оперных сюжетов. Пусть все хранятся в одном месте. Я знаю, у многих в закромах есть захватывающие тексты.
Прошу только 1) не перепечатывать сюда тексты на иностранных языках и 2) не копировать те синопсисы, которые и так уже есть в интернете (для этого существует ТЕМА ДЛЯ ССЫЛОК).

[Sydney]

via Кактус:

АЛЬЗИРА

Я тут пошалил и написал коротенько синопсис к опере Альзира. Жутко пристрастный, даже несправедливый, но забавный. Вот. И забыл половину событий, а все равно мне понравилось.

хех.. Альзира. История простая до безобразия.
16-й век, Новый Свет, Перу. Есть гишпанцы и есть инки. Воюют, ессно.
Есть два инкских вождя Заморо (тенор, не скажу, какие ассоциации с именем ) и Аталибо (если имя не вру). По другую сторону - испанцы, отец (Альваро, бас) и сын (Гусмано, баритон). Альваро - прежний Губернатор Перу, мягкий, податливый, пытается дружить с инками, но они у него развоевались. Для поправления дел на его место был послан Гусмано, активный, хищный и вообще хороший. Есть инкская девушка Альзира, которая на положении не столько заложницы, сколько почетной гостьи, у гишпанцев в городе, со своим отцом. В девушку Альзиру по самое не могу влюблен баритон Гусмано. Мало того, очень многие, в том числе и отцы их, выступают за их брак, типа он поможет примирить испанцев и инков. Ну-ну! Сама Альзира об этом и слушать не желает, потому как (хлупааяяяя....) влюблена в тенора Заморо (взаимно). Но Заморо - там, в лесах, а она тут, в городе. Это завязка истории.
События могу наврать, но не сильно и не в событиях там соль.

Тенор сидит себе в лесах и преживает за свою любовь (как положено). Это все долго и немножко нудно, там инки готовятся воевать, еще что-то. Потом заявляется Альваро (папа Гусмано), вот тут я не помню, то ли он заблудился там, то ли на него напал кто. В общем, помогает ему этот Заморо, вроде бы, не зная, кто он.

Лагерь испанцев, прибытие Гусмано и всеобщая радость по этому поводу. Гусман поет свою хищную арию, в которой живо так рассказывает о любви своей (о чем же еще!). Присутствующие желают ему удачи (я тоже).

Сопрана сидит у окошка, переживает за Заморо, который в лесах партизанит, и вообще ее жутко напрягает влюбленный в нее Гусман. Приходит ее папа и начинает объяснять то же самое, как, мол, в нее влюблен этот самый Гусман, что он лапа и вообще (точно подмечено ), Альзира упирается рогом: не люблю и баста! Тока папа за порог, в окно уже влезает ейный партизан. Всеобщее (то есть Альзиры и партизана) ликование, выливающееся в нежный дуэт со свеми положенными "любовями до гроба" и прочим. Ну, и как это принято, в самый интересный момент вваливается Гусман, а попозжее чуть - толпа остальных. Баритон мечет громы и молнии, ругаецца (что и понятно), тенор дразнит его палачом (как оригинально!), папа призывает всех к миру, девушка шумит. Дурдом! И из этого всего вырастает чудеснейший ансамбль, который начинается басом и баритоном и продолжается остальными. Чуть ли не самое красивое место в опере! Тут я опять навру, но вроде бы тенора отпускают на свободу (мож, сажают под замок, подробности не помню).

Опять испанцы. Готовится боевая вылазка с тем, чтобы разбить окончательно инкских мятежников. Альзира бегает туда-сюда и снова переживает. Потом кидается к Гусману и умоляет его всех простить, отпуститьь и ваще проявить милосердие. Тот соглашается, но с условием, что Альзира станет его женой (опять же, до невозможности оригинально. ). Она мучается в красивой арии (чем не Тоска?), но ессно соглашается. Баритон поет радостную арию (самое большое оперное безобразие, что я слышал. Это почти плясовая. Представьте чопорного испанца, затянутого в камзол и доспехи, поющего ЭТО! Видимо и пляшущего. ..у меня истерический смех).

Леса близ города. Тенор Заморо снова преживает, а ему для полноты щастья показывают праздничную иллюминацию в городе и сообщают о поводе (свадьба Гусмана и Альзиры). Тенор, забыв обо всем на свете, громко ругается матом, и идет мстить (или бежит, чтоб успеть, значицца).

Зала губернаторского дворца, все при параде. Приходит Гусман, красивый и нарядный , принимает поздравления и поет нежнейшую арию о любви к Альзире, ессно. Она, не интересуясь баритонами в принципе, в этот момент заламывает руки где-то в уголке. И только-только Гусман подет невесте руку, чтобы идти к алтарю, врывается во всем положительный тенор и без боя, без дуэли, подло закалывает баритона шпагой . Тот, умирая, поет еще одну очень печальную и нежную арию, перебиваемую ликованием этих двух , просит у всех прощения и умоляет хотя бы иногда вспоминать его добрым словом. (хнык ).
Фсе!

[Sydney]

via Чучело-чумичело

ЛЮБОВЬ ТРЕХ КОРОЛЕЙ

В одном царстве-государстве было три короля и одна королева. В смысле, Король-отец, Король-сын и еще один король, видимо, завоеванного государства. Король-отец был слепой, король-сын - женатый, а последний Король (Авито) - был любовником королевы бывшим, что ли, или просто ее приятелем. Король-сын регулярно уезжал на войну, королева регулярно скучала, общалась с Авито, а Король отец за ней следил, насколько может следить слепой, слуга которого к тому же сопереживал молодым. Мол ходил все время, прислушивался, и вызывал подозрения, что сам не ровно дышит к королеве (Фиоре).
Ну и вот во втором действии король опять отправляется на войну, к королеве приходит любовник, они решают расстаться, но у них не получается, далее идут извращения, он начинает целовать ее платье и т.д., просит поцелуя - l’ultimo d’un infinita di baci, ma il primo dell eternita. На этом их и застает Старик, услышавший шаги убегающего Авито. Возвращается сын (Манфредо), старик усылает слугу (Фламинио) на встречу, а сам начинает выпытывать у Фиоры, она сознается в сердцах, что у нее был любовник и кричит, что никого не боится, пусть ее убьют, в общем, что старик и делает. Но он не знаеткто любовник и предлагает вошедшему и ужасающемуся сыну смазать губы Фиоры ядом, чтобы найти любовника. Ну и в третьем акте сначала приходит Авито, целует ее, постепенно умирает, Манфредо пытается дознаться от того, как любила его Фиора, печалится, тоже целует ее и тоже постепенно умирает, приходит старый царь, начинает пинать лежащего, а тот ему говорит - Padre, t inganni... Вот такая колбаса.

[Sydney]

А тут мое, жалко, если пропадет

ДОН СЕБАСТЬЯН, КОРОЛЬ ПОРТУГАЛЬСКИЙ
Опера в 5 актах
Либретто Э. Скриба
Акт 1
Жил да был в XVI веке в городе Лиссабоне король дон Себастьян. Воспитывали его иезуиты, но воспитанник он был плохой: иезуитского в нем ничего не было, и вырос он типичным оперным героем-тенором, романтиком и мечтателем. Правда, одну-таки мысль иезуиты вбили ему в голову крепко: что христианство – наилучшая религия, а всякие там неверные, обитающие в Марокко и проч., остро нуждаются в воспитательных мероприятиях вроде крестовых походов. И вот опера начинается с того, что король Себастьян со своим войском готовится отплыть в Африку ad majorem gloriam Dei. Набережная, корабли, последние сборы, шеренги рыцарей и оруженосцев, моряки, как положено, поющие хором, народ с цветами машет прощальными платочками. Себастьян оставляет вместо себя регентом своего дядю дона Антонио (тенор), который, конечно, очень даже не прочь, чтобы племянник сгинул в африканских пустынях, а португальская корона бы досталась ему. Он издалека наблюдает за готовящимися к отплытию воинами, а тут приходит на набережную какой-то довольно-таки потрепанный солдат (положительный баритон), и прямиком направляется к королевскому кораблю.
– Ты куда, оборванец? – спрашивает Антонио.
– К королю! Хочу сражаться рядом с ним!
И поет бодренькую песню про всяческие свои приключения с Васко да Гамой и про то, как он пересекал океан вплавь, гребя одной рукой, а в другой держа единственное и самое ценное, что у него осталось – рукопись «Луизиады».
– Да тебя и на порог не пустят, проваливай!
Себастьян увидал эту сцену и заступается за солдата:
– Пропустите его! Как твое имя?
– Камоэнс.
– Вона как! – ответствует Себастьян. – Мое почтение поэту. Я беру тебя с собой, раз ты этого хочешь!
А жизнь в Лиссабоне между тем идет своим чередом, и сегодня как раз очередное аутодафе. Мрачное шествие, хор инквизиторов, которые ведут на костер девушку (звать Заида, главная героиня оперы, мецца).
– За что? – возмущается Себастьян (инквизиторы, ясное дело, все без его ведома решают).
– Да вот, – отвечает Самый Главный Инквизитор дон Жуан да Сильва, – она бывшая мусульманка из Марокко, вы сами, сир, ее крестили, между прочим, и она жила в монастыре, а теперь вот решила сбежать.
Заида бросается оправдываться в красивом ариозо: она просто стосковалась по дому, по родным, вот и решила уплыть в родную Африку, чтобы их еще разок увидеть.
– Ну раз так, – решает Себастьян, – то я ее в Марокко и доставлю, прямо к ее родным в город Фец.
Сказано – сделано, как бы там дон Жуан ни скрипел зубами (а он скрипит, естественно. Басом. Испортили аутодафе старику)
Наконец, все погрузились на корабли и отплывают, Себастьян говорит Камоэнсу:
– А не сочинить ли тебе, дружище поэт, экспромт. Будь у нас пророком, предскажи нам, что нас ждет!
Ну тот и предсказал…Захватывающее по музыке, в которой есть что-то фантасмагорическое, пророчество – два куплета и лихорадочно-бравурный припев:
– Вот я вижу, как корабли несутся по морю, озаренные солнцем, вот сошли на африканский берег, навстречу полчища врагов. Сколько их? Никто не знает. Вперед, солдаты! Вот враги тучей налетели на наши войска… Солнце померкло, сверкает молния… Солдаты, вперед, защищать короля!
Моряки и солдаты подхватывают припев: «Солдаты, вперед, защищать короля!»
– И, полно, что за страх ребячий! – улыбается Себастьян. – Рассей пустую думу. Смотри, солнце сияет!
Моряки поют жизнерадостный хор, а инквизиторы на берегу скрежещут: «Все равно от нас никуда не денетесь!»
Конец 1 акта

Акт 2
Картина 1
Заида у себя во дворце (ее отец – правитель города Феца в Марокко) скучает и томится, и поет, естественно, про это арию: душа ее так рвалась на родину, а теперь все как-то некузяво, потому что на самом деле она, конечно, любит Себастьяна, и все благовония и прочие радости (балет длиной почти в полчаса, Адан и Пуни кусают локти), коими ее ублажают рабыни, ей не милы. К тому же Заиду хочет взять в жены Абаяльдос, полководец арабов (отрицательный баритон). Она была его невестой еще до того, как оказалась в Португалии. И вот, по окончании балета Абаяльдос как раз и входит во дворец:
– Вы тут пляшете, а, между прочим, португальские войска уже на пороге. Все к оружию! (Резвая ария. Вообще Абаяльдос персонаж динамичный и прямолинейный).
Картина 2
Сцена после сражения. Португальцы разбиты. Себастьян, раненый, и с ним несколько офицеров, среди которых Сандоваль (бас). Все падают в изнеможении. За ними по пятам следуют арабы. Себастьян терзается. Входят арабы с горделивым басовитым хором: «Смерть врагам! Им нет прощения!» и все такое. Абаяльдос выступает вперед и заявляет:
– Я вам всем дарую прощенье, если вы скажете, кто из вас король!
Себастьян пытается подняться, но его опережает Сандоваль:
– Я король! – и шепотом Себастьяну: – Сир, спасайтесь, живите для них! — Падает и умирает.
— Вон он, славный король, – надменничает Абаяльдос. – Искал победу, а нашел могилу. Ладно уж, так и быть, похороните его по-человечески.
Арабы уходят, приходит Заида, ищущая на поле боя Себастьяна – живого или мертвого (ария):
– Если он жив, я спасу его, если мертв – спасу хотя бы труп от надругательств. Боже, помоги мне!
Себастьян между тем мечется в бреду:
– Сандоваль, Камоэнс! Я иду к вам на помощь.
Заида, услышав его голос, бросается к Себастьяну тот открывает глаза, и, конечно – дуэт. Оба они счастливы, что нашли друг друга, но Себастьян гонит ее прочь:
– Если ты будешь меня спасать, то погубишь себя!
– Нет, ты должен жить для своих подданных, или я умру с тобой! Я давно люблю тебя, просто раньше молчала – ты был король, а теперь изгнанник. Будь смелее, и бог тебе поможет!
Возвращается Абаяльдос с воинами, Заида бросается к ним:
– Пощадите вот этого человека, единственного, оставшегося в живых! Когда-то меня спасли в христианской земле, и тогда я дала клятву спасти кого-нибудь из христиан. Пусть он увидит небо своей родной страны.
Абаяльдос недоумевает, тогда Заида обещает, что за это станет его женой. У араба вновь повод проявить великодушие:
– Пусть отправляется восвояси.
Все (кроме Себастьяна и Заиды, конечно) славят военачальника, арабы уходят, уводя с собой Заиду, и Себастьян, оставшись один, поет свою «Нессун дорму». Единственная у тенора ария, по всем канонам бельканто, с заоблачными верхами, кантиленная и упоительная:
– Позор, тоска, о жалкий жребий мой! Здесь, в чужой стране, я остался один и иду в неведомый мне путь, и все, что у меня осталось, – ведущая меня небесная любовь… и сердце солдата!
Конец 2 акта

Акт 3
Картина 1
Королевский дворец в Лиссабоне. Дипломатический прием: дон Антонио в короне и мантии, рядом с ним дон Жуан, придворные. Входит Абаяльдос с арабами (среди них – Заида под покрывалом) и богатыми дарами, который они водружает у ног наместника. Абаяльдос торжественно предлагает мир португальцам, те радуются, Антонио предлагает Абаяльдосу чувствовать себя во дворце как дома и уходит вместе с придворными. Абаяльдос жестом разгоняет свою свиту и остается вдвоем с Заидой, которую взял-таки в жены. Динамичный страстный дуэт. Заида:
– Зачем ты, жестокий супруг, меня привез с собой?
– Зачем-зачем… Ты моя рабыня, понятно? И душа у тебя холодная. Ты меня не любишь. Тебе только волю дай – сразу изменишь, поэтому ты везде и всегда должна быть со мной!
– Тогда лучше сразу убей меня, зачем мне такая жизнь!
– Еще чего! Я вижу, ты тайком льешь слезы, а однажды ночью, когда ты спала рядом со мной, а я вспоминал о сладких днях, когда ты была моей невестой, ты во сне произнесла чужое имя… Знаешь чье? Хе-хе. У-у-у, убью его!
– Но он же умер на твоих глазах!
– Да? А меня вот терзают смутные сомнения… Сдается мне, что это был тот христианин, за которого ты меня просила. Кароче, отыщу его, где бы он ни был, и убью собственной рукой.
– Ох как же я тебя ненавижу. Ты можешь меня убить, страха не страшусь, смерти не боюсь, но и умирая я буду его любить!
Входят придворные и уводят супругов на обзорную экскурсию по королевскому дворцу.
Картина 2
Главная площадь в Лиссабоне. Собор. Глухая ночь. Шатаясь, входит Камоэнс, изрядно ощипанный, но непобежденный, и поет хитовую арию:
– Там, в Африке, после сражения я лежал без сознания, всеми брошенный, но бог сохранил меня, и я вновь в моем родном Лиссабоне. Я вспоминал о нем в далекой стране – этот собор, дворцы, сюда я стремился всей душой. Ах, Лиссабон, и в мой смертный час я буду думать о тебе и т.д.
Идет патруль с факелами, спрашивают Камоэнса:
– Ты кто?
Камоэнс радостно бросается к ним в надежде на помощь.
– Друзья, я солдат, вернувшийся из Африки домой!
– Да? Ну ты бы, дружище, лучше сидел тише воды – ниже травы, наш новый монарх дон Антонио не любит таких гостей.
И уходят.
Камоэнс чуть не плачет:
– Вот, добрый мой король Себастьян, думал ли ты, вручая корону этой гадине, что наша пролитая за отчизну кровь будет вменяться нам в преступление! Ну что мне теперь делать, я ранен, без гроша, деваться мне некуда, придется мне просить милостыню… Руку, державшую меч, протянуть за подаянием. Ну что ж.
Он хватается за сердце, собирается с духом и, завидев одинокую фигуру, закутанную в плащ, на другой стороне площади, подходит к ней и протягивает руку со шлемом:
– Я раненый солдат, вернувшийся с войны, je ne mange pas six jours, подайте мне, как Велизарию, хотя бы грош.
Печальный, мелодичный речитатив, который подхватывает тот, к кому обращается Камоэнс:
– И я, как ты, был солдатом и был ранен, и я, как ты, вернулся без гроша и могу разделить с тобой только горести.
– Ну, тогда дай руку! Ты сражался в Африке?
– Да.
– Вместе с королем?
– Ну… да, я был там же, где и он.
– Вот и я тоже. Я поэт, хотел воспеть его славу…
– Камоэнс??!!!!
– А-а-ах! Этот голос… Нет… Это сон.
Камоэнс и Себастьян (это он), наконец, узнают в темноте друг друга, и, ликуя и обнимаясь, поют стреттовый дуэт в терцию. Камоэнс вопит во все горло:
– Да здравствует король!
Себастьян зажимает ему рот:
– Тише, тише, тише! Мой дядя занял мой трон и всех уверяет в моей смерти. Я здесь изгнанник…
Но Камоэнс не затыкается:
– Да здравствует король! Я соберу здесь всех солдат, я всем расскажу, что Себастьян вернулся, они тебя поддержат.
Радость друзей прерывает сумрачный хор. На площадь входит траурная процессия: дон Антонио, дон Жуан, Абаяльдос, придворные, солдаты, моряки, народ. Едет погребальная колесница, покрытая знаменами и знаками королевской власти.
– Да упокоится его душа, величие короля бог обращает в прах, звучите, траурные трубы, бейте, барабаны, взывайте к мрачному ангелу последних дней.
– Что это? – в ужасе спрашивает Камоэнс, судорожно сжимая руку Себастьяна.
– Ну, видишь же: меня хоронят, – отвечает Себастьян. – Точнее, мой лицемерный дядя устроил публичную церемонию в память павшего на поле битвы короля.
Камоэнс бросается наперерез процессии с криком:
– Нет!!! Не оскорбляйте памяти короля!
– Кто посмел? – гневается дон Жуан.
– Я, его друг, поэт, солдат, Камоэнс!
– Ты будешь осужден за дерзость! Взять его! Король велит! – приказывает дон Жуан, указывая на дона Антонио.
Тут Себастьян в свою очередь бросается вперед:
– А я – я вам ЗА-ПРЕ-ЩА-Ю!!!!
Все в остолбенении:
– КОРОЛЬ!
Абаяльдос шепчет про себя:
–Ну конечно, это он, тот, кого спасла Заида.
– Да, друзья, это я, ваш король, – горячо объясняет Себастьян народу. – Несчастья изменили и состарили меня, но я, ведь я проливал кровь во славу Португалии!
Народ отнюдь не безмолвствует, а волнуется и поет: «Наш король снова с нами!», тогда выходит Абаяльдос и говорит:
– Не верьте, это самозванец! Настоящий король был убит на моих глазах!
– Слышите? – подхватывает дон Жуан. – Это самозванец! Взять его, он предстанет перед судом инквизиции.
Ансамбль с хором на тему «Спасем короля!» (Камоэнс и народ) – «Его ждет казнь!» (все плохие персонажи) – «Ему не уйти от моего мщения!» (Абаяльдос) – «Господь меня спасет!» (Себастьян).
Конец 3 акта.

Акт 4
Зал инквизиции. Пыточные орудия, жаровни с огнем. Дон Жуан, инквизиторы и разные зловещие персонажи (в том числе Абаяльдос) в масках.
Хор инквизиторов:
– Здесь мрачно все, в этом подземелье слышны лишь крики жертв.
Дон Жуан излагает инквизиционные тезисы:
– Каждый член Совета инквизиции должен быть и судьей, и палачом, все должны страшиться нашего суда, и никому мы не даем отчета.
Вводят Себастьяна, который, заходясь от негодования, кричит, что тут не суд, а скопище убийц, и что отвечать ни на какие вопросы он не намерен.
– Спокойно, – говорит Жуан. – Какое такое «скопище убийц»? Мы сначала найдем вину, а уж потом ведем на казнь. Сейчас вот свидетеля позовем…
Вводят Заиду, инквизиторы негодуют: женщина!
– Ничего-ничего, она дала клятву рассказать правду.
– И расскажу! – отвечает Заида. – Это король! Абаяльдос клянется, что короля похоронили при нем, но это был Сандоваль (рассказывает все как было).
– Вот еще, выдумки какие! Но даже если это правда, почему ты так дрожишь? – спрашивает дон Жуан.
– Да потому что я… я его люблю!
– Все понятно, – шипит Абаяльдос и замахивается на жену ножом. Жуан останавливает его: ведь можно сделать все куда более торжественно
– Что вы слушаете эту еретичку, – заявляет он. – Помните, это же она при всех принимала крещение, а потом сбежала из монастыря, нарушив все свои обеты, мы еще хотели ее тогда сжечь. Ну так и сожжем теперь!
– Угу! – ликует Абаяльдос (вновь прямолинейная кабалетта). – Клёво, ты, преступная жена, будешь должна выдержать все пытки, нет тебе прощенья, вот это месть!
Себастьян потрясен великодушием Заиды и заклинает: «Пощадите ее!» Абаяльдос и инквизиторы радостно потирают руки:
– Во, мы обоих и сожжем, ее за ложь, его за самозванство!
Все это вместе – грандиозный и прихотливый ансамбль, в котором слышен каждый голос, настоящий шедевр.
Конец 4 акта

Акт 5
Картина 1
Башня возле обиталища инквизиции. Стены, стол, пол, потолок, дверь на балкон. Дон Жуан и тайный агент испанского короля Филиппа Второго дон Луи. Он привез дон Жуану предложение Филиппа: испанская армия уже подходит к Лиссабону, но зачем драться? Еще всякие народные волнения будут… Пусть инквизитор устроит так, чтобы Филипп получил корону каким-нибудь более мирным путем. Например, если бы король Португалии передал ему ее добровольно… А за это Филипп обещает дон Жуану полную фактическую власть над Португалией – вмешиваться он не будет, ему и так хватает возни с пятой частью земного шара…
Теперь дон Себастьян в качестве настоящего короля оказывается очень выгоден дон Жуану. Надо заставить его подписать отречение от престола в пользу Филиппа Второго. Для этого дон Жуан использует Заиду, которую тут как раз приводит стража.
– Так вот, – неторопливо начинает Жуан. – Этот самозванец… Его жизнь, как и твоя, в моих руках, ты понимаешь?
– Казни меня!
– Но я могу тебя простить…
– Я не приму твоего прощенья!
– Глупышка, ты же можешь спасти этого… как его… которого ты зовешь королем.
Заида тут же сбавляет тон:
– Спасти! Что я должна для этого сделать?
– Да вот всего лишь пусть поставит автограф на одной бумажке (дает ей документ об отречении в пользу Фили). Он тебя любит, постарайся убедить его, ладно? А то ведь казнят вас обоих, вот незадача.
Заида остается одна и со слезами поет арию про то, как она решилась спасти возлюбленного, и если любишь, то и погибнуть за любовь будет счастьем.
Приводят Себастьяна. Прекрасный большой дуэт:
– Ты здесь, со мной, как счастлив(а) я! и т.д. Долгое объяснение в любви, наконец Себастьян спрашивает, почему, собственно, Заида здесь и почему их оставили вдвоем?
– Я взялась тебе передать бумагу. Если ты ее подпишешь, тебя освободят.
Себастьян читает акт об отречении и приходит в бешенство:
– Да ты знаешь, что тут написано?!! Тут ваще-то надо, чтобы я отрекся от престола, свинство какое!
Заида гордая: она солидарна с королем – действительно, свинство какое! Ни за что и никогда!
– Пусть король простится с жизнью, но с честью – никогда! – поют они оба.
На башне бьют часы. Все, если до этого срока бумага не будет подписана, то Заиду казнят. Слышны голоса инквизиторов: «Заида, твое время истекло!»
– Это палачи за мной идут, – объясняет Заида.
Себастьян смотрит в окно башни – там уже разводят костер неугомонные охочие до барбекю инквизиторы.
– Раз так – я лучше уж подпишу эту бумажонку, чтобы тебя спасти!
– Нет!
– Да! Или я умру с тобой (следуют препирательства по этому поводу).
Тут не совсем понятно. По французскому либретто на www.karadar.com Себастьян-таки подписывает документ в тот момент, когда за Заидой приходят палачи, и отдает им бумагу, после чего они уходят, оставив Себастьяна с Заидой в покое. Огненный же Ангел утверждает, что отречение так и осталось неподписанным самим Себастьяном, и подпись потом подделал дон Жуан. Так или иначе, он и она по-прежнему вдвоем в инквизиторской башне, и вдруг слышат за сценой романтичнейшую баркаролу (арфа и вообще) в исполнении баритона:
– Сюда плывет усердный рыбак, и море спокойно, всех ждет удача. Беззаботного рыбака манит ночь, и он поет песню в знак свиданья, и умчит свою лодку далеко по волнам… (вдалеке слышен тихий хор моряков, подпевающих ему).
Это Камоэнс. Не то пробрался тайными ходами, не то залез по стене в башню – спасать влюбленных, а там его уже ждут верные ему солдаты.
Блистательное трио а капелла: бежим, бежим, там нас ждут друзья, осторожно, да будет с нами удача!
Картина 2
Башня над морем, где были заключены влюбленные. Ночь, ярко светит луна. Себастьян и Заида спускаются по веревочной лестнице с башни к морю, Камоэнс сверху контролирует ситуацию. Они не видят, что с противоположной стороны на стене за ними наблюдают Абаяльдос и Антонио. Абаяльдос бесится:
– Ты что, не видишь, они щас сбегут! И Камэнс – их предводитель! Он пробрался в тюремную башню, чтобы их освободить!
– Вижу-вижу, – злорадно отвечает дон Антонио. – Смотри, что сейчас будет!
Выстрелы, сшибающие лестницу. Себастьян и Заида падают в море и разбиваются насмерть. Камоэнс, в ужасе обернувшись, видит инквизиторских наемников с ружьями и тоже бросается в море. Антонио торжествует:
– Теперь я король!
Появляется дон Жуан, иронически замечая:
– Как бы не так! Смотрите, какая у меня есть бумага: этим актом законный король Португалии дон Себастьян передает португальскую корону королю Испании. Да здравствует Филипп Второй!
Предсмертный крик Камоэнса:
– Да здравствует дон Себастьян!
Конец.

[Sydney]

И еще немножко:

Пьетро Масканьи
Гульельмо Ратклифф
Опера в 4-х актах по одноименной драме Г. Гейне

Действующие лица:
Мак-Грегор, шотландский лорд – бас
Мария, его дочь – сопрано
Граф Дуглас, ее жених – баритон
Гульельмо Ратклифф – тенор
Лесли, его друг – гадкий тенор
Маргарита, кормилица Марии – меццо-сопрано
Том, хозяин воровского притона – бас
Вилли, его сын – альтино (детский голос)

А также разбойники и воры, слуги, гости на свадьбе.

Дело происходит в Шотландии в середине XIX века.

Акт первый.
Зала в замке Мак-Грегора.
Меланхоличная интродукция. Старинный замок, почти не тронутый благами цивилизации XIX века, – огромный камин, свечи в канделябрах, высокие своды, куда не достигает пламя свечей, и поэтому кажется, что над залой тьма простерла большие крылья. Возле камина сидит старуха Маргарита, красные отблески пламени падают на ее лицо. Время от времени, пока играет оркестр, она поет одну и ту же фразу из старинной баллады:
– Perchè rossa di sangue è la tua spada, Edvardo? Edvardo? – Почему твой меч красен от крови, Эдвард, Эдвард?
(Это очень знаменитая шотландская народная баллада, которую на русский язык, в частности, переводил А.К.Толстой, перевод – в конце текста).
Кончилась интродукция. В залу входят Мак-Грегор, Мария и Дуглас. Мария с Дугласом только что обручились в церкви, и Мак-Грегор по этому поводу поет шикарное ариозо:
– Благословляю вас, дети мои, пусть соединятся ваши руки и сердца навеки в несчастье и в радости.
А Маргарита мрачно напевает:
– Perchè rossa di sangue è la tua spada, Edvardo? Edvardo?
Дуглас испуганно вскрикивает:
– Что это за ведьма сидит тут у огня и поет стеклянным голосом?
– Тише, тише, – отвечает немного обеспокоенный Мак-Грегор, – это старая кормилица Маргарита, она не в себе. А я не могу ее прогнать. Пускай себе сидит.
Мария просит Дугласа рассказать столичные новости (он только что приехал из Лондона). Дуглас исполняет эффектный динамичный монолог. В Лондоне суета, все пьют, гуляют, спорят о политике, воруют, мошенничают, а всего ужаснее тамошние моды: фрак в обтяжку и шляпа-цилиндр высотой до неба.
– Вот какой вы зато молодец, носите наш старинный шотландский костюм, – замечает Мак-Грегор.
Потом Мария просит рассказать, как прошло путешествие Дугласа.
– До шотландской границы я ехал в карете, – рассказывает тот, – но быстро соскучился, ведь я люблю скакать верхом! Я взял коня, пришпорил его и помчался стрелой – меня влекла сюда любовь! Я замечтался, и вдруг, в лесу близ Инвернеса (там недалеко где-то были руины замка Макбета, наверное) на меня напали трое разбойников. Я сражался яростно, но все же мог погибнуть… Ах, Мария, что с вами?!!!
Девушка шатается, бледнеет и падает без чувств от ужаса.
Маргарита подбегает к ней, подхватывает и напевает ей еще какую-то балладу:
– Твой лоб как мрамор, пусть его согреет солнце…
– Заткнись, глупая старуха! – ругает ее Мак-Грегор. – Ты совсем запугаешь девчонку своими бреднями!
– Сам заткнись! – отвечает Маргарита. – Вымыл бы сначала руки, а то они в крови, замараешь белоснежный подвенечный наряд моей девочки…
– Она бредит! – восклицает Мак-Грегор, но тут Мария приходи в себя, мило извиняется за минутную слабость и просит Дугласа продолжить интересный рассказ.
– Мне очень жаль, что я так напугал вас, – отвечает Дуглас. – Так вот, пока я сражался с разбойниками, вдруг подлетел какой-то всадник, ударил им в тыл и помог мне. Мы вдвоем быстренько прикончили негодяев, я хотел его поблагодарить, но он сказал: «Я спешу!» – и тут же ускакал прочь.
– Ну и славно, – улыбается Мария. – А теперь я пойду к подружкам, они хотят меня поздравить с помолвкой.
Мария и Маргарита уходят.
– Бедняжка Мария, какая она трепетная! – замечает Дуглас.
– Понятно, почему она так напугалась, – отвечает Мак-Грегор. – Она нервничает не зря. Сейчас расскажу.
И рассказывает:
– Шесть лет назад к нам в замок заехал студент из Эдинбурга, Гульельмо Ратклифф. Я хорошо знал его отца, Эдварда. Две недели гостил у нас молодой Гульельмо и влюбился в Марию без памяти. Но девочка прямо ему сказала, что не любит его. Он выслушал отказ и сразу смылся в неизвестном направлении. Говорят, уехал в Лондон и стал там кутить, проматывая наследство, пил, играл, не брезговал разбоем. А через два года после его отъезда посватался к Марии граф Макдональд, и получил согласие. Справили помолвку, был назначен день венчанья. Но граф не появлялся. Его нашли убитым в лесу у Черного Камня. А в ночь убийства Гульельмо Ратклифф прокрался в спальню к Марии и окровавленной рукой с издевательским смехом вручил ей обручальное кольцо жениха.
Макдональда похоронили, а на месте убийства поставили памятный крест с надписью. Прошло еще два года, и в наш замок приехал лорд Дункан. Он тоже попросил руки моей дочери. А ведь он королевской крови! (опять-таки, наверно, потомок того Дункана, что в «Макбете»). Дочь дала согласие, но горе нам! Благородный Дункан был также убит у Черного Камня, и вновь убийцу не поймали. Но в ту ночь опять к Марии приходил Ратклифф с окровавленным обручальным кольцом Дункана!
– Клянусь, он смелый малый! Хотел бы я его встретить! – говорит Дуглас.
– Вот наверное его-то вы и повстречали в лесу близ Инвернеса, – отвечает Мак-Грегор. – Кто еще мог быть так дерзок и великодушен? А теперь я молю Бога, чтобы Вашего имени не было на том кресте близ Черного Камня… Ратклиффа повсюду ищут.
И Мак-Грегор уходит.
– Хитрая лиса! – пожимает плечами Дуглас. – Молчал до дня обручения. Неужели он думал, что я испугаюсь?
Тут, осторожно озираясь, входит Рюиц, которого вообще-то зовут Лесли. Он приносит письмо для графа Дугласа. Тот читает записку:
– Вызов? На дуэль? У Черного Камня?! Хорошо! Скажи – приду!!!!
Трагическая фермата у баритона на форте, на фоне оркестрового тутти и конец первого акта.

Акт второй.
Воровской притон недалеко от этого самого Черного Камня. Вечереет. Несколько воришек и разбойников дремлют в глубине сцены, поближе сидит за бутылкой Гульельмо Ратклифф, а на авансцене за столом хозяин притона Том учит своего сынишку Вилли читать «Отче наш». Мальчик читает на память, но все время сбивается в одном и том же месте – «и не введи нас во искушение». Том сердится. Мальчик плачет:
– Да я вообще-то знаю, но вот ЭТОТ (косится на Ратклиффа) так зловеще смотрит, что я все время ошибаюсь!
– Ничего-ничего, – ухмыляется Ратклифф, – я тоже в детстве всегда сбивался в этом месте. «Да не введи нас во искушение…», – задумчиво повторяет он.
Вилли уходит, а Том говорит Ратклиффу, как бы он хотел, чтобы мальчик вырос порядочным человеком, не таким, как его отец.
– Я раньше так же как эти, которые там дрыхнут, рыскал по карманам, но куда мне до них! Вот тот – гений, может вытащить что угодно из какого угодно кармана. Он даже во сне шевелит пальцами. А вон по этому давно виселица плачет. И по этому тоже. Он сгубил не меньше десяти душ. Его в аду ждет жаровня.
– Ничего его там не ждет! – горячо отвечает Ратклифф. – Ведь он – человек. Он имеет право гневаться, когда видит, как мошенники ходят в шелках и бархате, жрут лобстеров и ездят в золотых каретах, в то время как бедняки и т. д.
– Да, может оно и так… Несладкая наша доля. Всего приходится бояться, того и гляди – тюрьма или что похуже.
Приходит Рюиц. То есть Лесли. Он сообщает Ратклиффу, что Дуглас придет к Черному Камню, как назначено. Ратклифф прогоняет Тома из комнаты и собирается уйти тоже, надевает шляпу, проверяет шпагу в ножнах.
– Погоди пока совсем стемнеет! – уговаривает его Руше. Тьфу, то есть Рюиц. Лесли, в общем. – Тут повсюду рыскают слуги Мак-Грегора, тебя везде ищут. Держался бы ты вообще подальше от этих мест. Ведь все знают, что ты пришил Макдональда и Дункана…
– ПРИШИЛ?!! – надменно кричит Ратклифф. – Вот еще! Я честно сражался с ними на поединке, и они погибли в бою. И с Дугласом сражаться честно буду.
– Да чем он тебе так ненавистен?
– Мы незнакомы. Он не причинил мне никакого вреда. И в моем сердце нет ненависти. Но все же я его убью.
– Да зачем тебе это надо?
– Ну, расскажу сейчас, только свяжи свой череп веревочкой, а то лопнет от ужаса… (а зачем еще существуют Рюицы-Руше, как не затем, чтобы главные тенора толкали им монологи?).
Начинается запредельно тяжелый монолог Ратклиффа. Вообще партия адская. Огромные сольные куски, минут по 15, очень много форте и все на верхней границе верхнего тенорового диапазона. Словом, дикое напряжение. Подозреваю, что Масканьи сделал это нарочно, чтобы это самое напряжение передалось слушателям. Потому что Ратклифф… В общем, монолог такой:
– С детства я чувствовал себя во власти каких-то таинственных чудовищных сил, которые мне всегда внушали ужас. Когда я, еще мальчик, оставался один, мне являлись два туманных призрака. Она простирали друг к другу руки в жажде соединиться, но тщетно! Один из них был мужчина с гордыми чертами лица, другой – прелестная девушка. И часто они мне грезились. Вскоре я понял, что мужчина-призрак – это мой двойник. Это был я! И вот приехал я в замок Мак-Грегоров и увидел Марию. Ах! То была она! Это ее черты я различал в туманном облике призрака-девушки! Но призрак был бледен, и взор его затуманен, а на щеках живой Марии играл румянец, глаза сияли, и взгляд так много обещал! Мы гуляли вдвоем в саду, как дети, я дарил ей цветы и робкие поцелуи... И наконец с замиранием сердца спросил: «Мария, любишь ли ты меня?»
– Как бы я хотел увидеть Ратклиффа не с гневно-дикими глазами, страшного и грозного для богатых лордов, а влюбленного и нежного! – цинично усмехается Рюиц.
– О, она взглянула на меня удивленно! – стонет Ратклифф. – И ответила «НЕТ!». Как сатанинский хохот я и сейчас слышу: «НЕТ!». Как последний вздох моей души: «НЕТ!». Небеса рухнули на меня… Я умчался от нее прочь, думал заглушить муки сердца в житейской круговерти, стал пьяницей, картежником, но везде мне мерещилась она – и в глупой пиковой даме, и в проститутке, что ночью пробиралась задворками в свою грязную конуру… Какая-то неведомая сила влекла меня обратно в Шотландию. Мне нужно быть вблизи Марии! Только здесь я отдыхаю душой. И дал я страшную клятву, что от моей руки погибнет всякий, кто станет женихом Марии. Я во власти темных сил, и еще ни разу они меня не подводили, когда счастливцам, обрученным с нею, я готовлю у Черного Камня могилу! А-а-а-а!!! Смотри!! Что это там, в углу??!! Вон, вон они, две тени, видишь?!!!
Просыпаются разбойники, удивляются: «Что тут? В чем дело? Он что, псих? Нету нам покоя! Поспать не дают!»
– Ни хрена я там не вижу! – успокаивает Ратклиффа Лесли.
– Мне пора! Меня ждет у Черного Камня очередной счастливчик! – вопит Ратклифф и смывается.
– Вот он всегда такой, – замечает один из разбойников. – То мрачен, то весел, а потом опять рыдает, мечется, вскакивает на коня и несколько дней без передыху скачет из Лондона в Шотландию… Ну, пора и нам идти на дело. Помоги нам бог!
Конец второго акта.

Акт третий.
Дикая местность у Черного Камня. Ночь. Причудливые скалы, кривые стволы деревьев. Справа каменный памятник-крест. Воет ветер, сверкают молнии и все такое.
У Рактлиффа опять монолог:
– Гром, молния, ветер, при вас торжественно даю я клятву…Ох, какой ураган! Да придет когда-нибудь этот графчик или напугается грозы? Наверное боится горлышко простудить. Ну, пусть только попробует не прийти! Тогда я сам к нему явлюсь!
Он достает пистолет и задумчиво сморит на него.
– Как было бы хорошо! Уста пистолета – к мои устам, нажать курок – и все, нет больше мучений. Ну уж нет! Может быть в этот самый миг он ее целует! И умереть мне нельзя, душа не будет знать покоя, и я стану являться призраком к счастливым голубкам. Но что это? Там… там шаги… Эй, кто здесь?!
Появляется Дуглас. Он встрепенулся, услышав Ратклиффа:
– Знакомый голос! Каввво я вииижу! Да это же тот рыцарь, что спас меня в лесу близ Инвернеса! Наконец-то я могу вас отблагодарить, мой благородный спаситель!
– Не стоит благодарности. Ведь их было трое. Был бы один на одного – я бы и внимания не обратил. А теперь, мой новый друг, уйдите-ка отсюда поскорее! Вам нельзя тут оставаться.
– Почему?
– Тут сейчас случится страшное… Ха-ха-ха!!! Ну, конечно, оставайтесь (злорадный смешок), если вдруг вы – граф Дуглас.
– Я – граф Дуглас.
– Тьфу ты, как нехорошо вышло! Только подружились…Одним словом, это я прислал ту записку. Я – Гульельмо Ра-а-а-аткли-и-и-ифф!!! (фермата).
– Убийца Дункана и Макдональда!! – Дуглас хватается за шпагу.
– Ну да, вот сейчас вас будет трое – Дункан, Макдональд и Дуглас! Ха-ха-ха!!!!
Он дико смеется, фехтуя с графом.
– Прекрати свой дьявольский смех!
– Да это не я, это призраки… Вон там! Ха-ха-ха!!
– Да, это тени твоих невинных жертв! Ко мне на помощь, Дункан, Макдональд!!
– Что? Вас трое? А-а-а! Опять трое на одного? Прочь, мертвецы!
В общем, он дерется одновременно с Дугласом и с призраками. Естественно, Дуглас его быстренько ранит, и Ратклифф падает на постамент памятника.
– Проклятие! Ну что ж, убейте меня теперь!
– Нетушки. С меня хватит. Я вам был обязан жизнью – и пощадил. Теперь мы квиты.
Уходит.
Оркестровое интермеццо. Ратклифф лежит у подножия памятника. Яростно воет ветер. Появляются два туманных призрака, протягивают друг другу руки, расходятся, исчезают. Наконец Ратклифф медленно встает, он никак не может прийти в себя. Опять монолог (Масканьи – садист).
– Где я? Что со мною? Мне снился страшный сон? Что тут за крест и надпись? «Здесь погибли Дункан и Макдональд от руки убийцы». Нет, это был не сон! Я у Черного Камня! И побежден! Меня презирают! И я не смог помешать этому жалкому Дугласу, и теперь он будет держать в объятиях мою милую! И они будут надо мной смеяться!!! А, вот опять мой туманный двойник мне явился. Один? Да, один… Куда ты зовешь меня? (Прислушивается. Воет ветер). Что? ТУДА? И ее взять с собою? Ты киваешь? Да будет так!
И он бросается прочь.
Конец третьего акта.

Акт четвертый.
Замок Мак-Грегора. Ярко освещенная комната с завешанным альковом в глубине сцены. Входят Мария в фате и подвенечном платье (на этот вечер назначено ее венчание с Дугласом) и Маргарита.
– Ох, как мне тоскливо! – говорит Мария!
– С чего бы это? Твой жених граф Дуглас красавец, и весел, и храбр!
– Да, он ваще-то хороший…
– Так ты не влюблена в него? – спрашивает Маргарита.
– Что? Влюблена? Ни капельки.
– А ведь ты была влюблена в Гульельмо Ратклиффа!
– Молчи! Не поминай к ночи! Ах, страшно подумать. Он был так нежен, так мягок, а потом вдруг бледнел, лицо его искажалось, и он становился похож на ту тень, что снится мне часто. Эта тень протягивает ко мне руки, и смотрит на меня жутко и одновременно нежно, и я, как в бреду, тоже тяну к ней руки… Но она все время ускользает.
– Вот точь-в-точь как твоя покойная матушка. Она тоже была влюблена в Ратклиффа!
– Как это? – изумляется Мария.
– В того Ратклиффа, который приходился отцом Гульельмо. Красотка была твоя мать. Красотка Элиза – так ее все звали. А уж глаза у нее были! По целым дням смотрелся в них, как в зеркало, Эдвард Ратклифф. А голос какой у нее был! Бывало, поет, сидя у окна: «Perchè rossa di sangue è la tua spada, Edvardo? Edvardo?». И все заслушиваются. Это я ее выучила этой балладе. Напрасно я это сделала!
Маргарита плачет. Мария утешает ее:
– Ну, не плачь, лучше расскажи, что же произошло с нею?
– И вот как-то поет она эту балладу, – сквозь слезы продолжает Маргарита, – а тут входит Эдвард Ратклифф и подпевает ей задорно: «Uccisa ho la mia cara! Oh, la mia cara era pur bella!» – «Убил я мою милую. О, как она была прекрасна!». Ох, как рассердилась красотка Элиза! И поссорились они. Не хотела она больше видеть Эдварда и назло ему вышла замуж за Мак-Грегора, за твоего отца, хоть и не любила его ни чуточки. А Эдвард тоже решил доказать, что сможет прожить и без Элизы – уехал подальше, да и женился на Джиневре Кэмпбелл. И родился у них сын Гульельмо. А твоя мать из упрямства целый год не вспоминала об Эдварде. Но вот как-то в его именины вспомнила и спросила меня, как он поживает? «Он женился, у него растет сынишка», – ответила я. Заплакала горько Элиза, а я стала ее утешать. Мол, жениться-то он женился, а свою Элизу забыть не может, приезжает к замку, бродит как тень, руки протягивает к ее окну. Элиза как закричит: «Да, я знала, знала!» – прыг к окну, простирает руки, зовет Эдварда. А это увидал твой ревнивый отец, Мак-Грегор…
Маргарита в испуге замолкает, Мария ее тормошит:
– Ну, рассказывай же, что было дальше?
– Ну, что-что… – угрюмо бормочет Маргарита. – Нашли убитым утром Эдварда Ратклиффа, всего в крови, а матушка твоя всего три дня после этого прожила. Умерла с горя, бедняжка. А я-то знаю, кто его убил… Да сказать не могу. Вот с тех пор у меня с головой и плохо. Повсюду мне мерещится Эдвард Ратклифф, бледный, окровавленный…
Тут в комнату врывается Гульельмо Ратклифф, бледный, окровавленный.
– Ай! Санта Мария! Мертвый Эдвард Ратклифф! – вскрикивает Маргарита.
Мария в страхе кричит:
– Изверг!!!! Ты принес мне перстень Дугласа?!!
– Ха-ха-ха! Нет, все, с перстнями кончилась канитель. Не досталось мне третье кольцо…
Мария почему-то очень задумчива, как бы во сне:
– Да ты весь в крови! Дай я перевяжу тебя. Я – Элиза, а ты – ведь ты мой Эдвард, правда же?
Она разрывает свою белую венчальную фату и перевязывает его рану.
Ратклифф обалдевает:
– Что это? Это не сон? Ты рядом со мной? И ты со мной нежна?
Мария целует его и вдруг вздрагивает:
– Да это же Гульельмо Ратклифф! Прочь, уйди отсюда!
– Нет, я не уйду, ведь ты меня любишь!
Он подводит ее к зеркалу:
– Смотри, как мы похожи! Ведь я тебе часто снился. – Он берет ее за руку. – И линии судьбы у нас похожи… Смотри, ох, смотри же! Какие короткие у нас на ладонях линии жизни!
– Беги, беги прочь! – кричит Мария. – Тебя же ищут повсюду.
– Бежим вместе! Мой конь летит быстрее ветра, а моя шпага надежна!
Он выхватывает шпагу из ножен.
– Perchè rossa di sangue è la tua spada, Edvardo? Edvardo? – Uccisa ho la mia cara! Oh, la mia cara era pur bella! – скрипучим голосом поет Маргарита.
– Кто здесь поет про кровь? – психует Ратклифф. – Злая ведьма! Ты поешь, что я должен убить мою милую!
– Помогите!!! – в ужасе кричит Мария и бросается в глубь комнаты, за завесу алькова. Ратклифф кидается за ней и почти тут же выходит обратно с окровавленной шпагой, а Маргарита безучастно поет в углу: «Perchè rossa di sangue è la tua spada, Edvardo? Edvardo?»
– Это сделал не я! – плачет Гульельмо. – Это ты, проклятый мой двойник, ты убил Марию!
Вбегает Мак-Грегор:
– Кто звал на помощь? А, ты здесь, ribaldo, проклятый убийца?
Они сражаются, Ратклифф, по своему обыкновению, громко хохочет, а Маргарита бормочет:
– Perchè rossa di sangue è la tua spada, Edvardo? Edvardo?
Ратклифф убивает Мак-Грегора и бежит в альков, за занавеску, крича:
– Мария, я иду к тебе!
Раздается выстрел (жуткий грохот в оркестре).
В комнату вбегают Дуглас, гости и слуги, натыкаются на труп Мак-Грегора.
– Благородный лорд убит! Найти убийцу! Обыскать замок! Запереть ворота! – вопит Дуглас.
Маргарита подходит к телу Мак-Грегора и говорит:
– Вот так же лежал в крови покойный Эдвард Ратклифф, а Мак-Грегор был его убийцей… И только я знала это…
Она на цыпочках подходит к алькову и отдергивает занавеску. Там, естественно, два трупа – Марии и застрелившегося Гульельмо. Все в шоке.
– Хе-хе-хе, – тихо скрипит Маргарита, – они теперь совсем как Эдвард и красотка Элиза…
Конец.

Баллада:

«Чьей кровию меч ты свой так обагрил?
Эдвард, Эдвард?
Чьей кровию меч ты свой так обагрил?
Зачем ты глядишь так сурово?»
«То сокола я, рассердяся, убил,
Мать моя, мать,
То сокола я, рассердяся, убил,
И негде добыть мне другого!»

«У сокола кровь так красна не бежит,
Эдвард, Эдвард!
У сокола кровь так красна не бежит,
Твой меч окровавлен краснее!»
«Мой конь красно-бурый был мною убит,
Мать моя, мать!
Мой конь красно-бурый был мною убит,
Тоскую по добром коне я!»

«Конь стар у тебя, эта кровь не его,
Эдвард, Эдвард!
Конь стар у тебя, эта кровь не его,
Не то в твоем сумрачном взоре!»
«Отца я сейчас заколол моего,
Мать моя, мать!
Отца я сейчас заколол моего,
И лютое жжет меня горе!»

«А грех чем тяжелый искупишь ты свой,
Эдвард, Эдвард?
А грех чем тяжелый искупишь ты свой?
Чем сымешь ты с совести ношу?»
«Я сяду в ладью непогодой морской,
Мать моя, мать!
Я сяду в ладью непогодой морской,
И ветру все парусы брошу!»

«А с башней что будет и с домом твоим,
Эдвард, Эдвард?
А с башней что будет и с домом твоим,
Ладья когда в море отчалит?»
«Пусть ветер и буря гуляют по ним,
Мать моя, мать!
Пусть ветер и буря гуляют по ним,
Доколе их в прах не повалят!»

«Что ж будет с твоими с детьми и с женой,
Эдвард, Эдвард?
Что ж будет с твоими с детьми и с женой
В их горькой, беспомощной доле?»
«Пусть по миру ходят за хлебом с сумой,
Мать моя, мать!
Пусть по миру ходят за хлебом с сумой,
Я с ними не свижуся боле!»

«А матери что ты оставишь своей,
Эдвард, Эдвард?
А матери что ты оставишь своей,
Тебя что у груди качала?»
«Проклятье тебе до скончания дней,
Мать моя, мать!
Проклятье тебе до скончания дней,
Тебе, что мне грех нашептала!»
Перевод А.К.Толстого

[Леонора]

Сидни! Хорошая тема и про дона Себастьяна жутко пондравилось
У меня есть про Бал-маскарад, не знаю, нужно оно или уж все наизусть знают?

[Маркиза Аттаванти]

Про Ратклиффа очень люблю

[Sydney]

Про Ратклиффа очень люблю

Маркеза, лучше бы свое чего-нибудь запостила, я знаю, у тебя есть!

[Кролик]

а я с утра прочел не Синопсисы, а Симпсоны - и очень удивился

[Роман]

Сидни! Хорошая тема и про дона Себастьяна жутко пондравилось

Не возникло желание послушать?

[provansal]

Все таки редкий негодяй этот Ратклиф. А я его еще сканировать собиралась Не буду.

[чучело-чумичело]

чем это он негодяй? А Мария - не негодяйка?

[Поросёнок]

Все таки редкий негодяй этот Ратклиф. А я его еще сканировать собиралась Не буду.

чем это он негодяй? А Мария - не негодяйка?

Да все там негодяи.

[Маркиза Аттаванти]

А самый главный негодяй - Дуглас: прирезал бы этого Ратклиффа и скока народу жить бы осталось!

[чучело-чумичело]

да народец там такой, что и не жалко то особо...

[Леонора]

Сидни! Хорошая тема и про дона Себастьяна жутко пондравилось

Не возникло желание послушать?

Возникло

А заявки на написание можно оставлять?

[Роман]

Подозреваю, что подобные вещи пишутся исключительно по вдохновению...

[Леонора]

Может, на кого накатит неодолимый порыв ненаправленного вдохновения, тут и я как раз
И если кто-нибудь захочет дать мене ссылку на Дон Себастьяна, то я тоже не буду возражать

[Кактус]

Может, на кого накатит неодолимый порыв ненаправленного вдохновения, тут и я как раз
И если кто-нибудь захочет дать мене ссылку на Дон Себастьяна, то я тоже не буду возражать

Есть ссылки, да на не очень хорошего.
Если буквоеды разные не окажутся шустрыми, я могу попробовать залить завтра, обе записи.
А что ты хочешь из синопсисов так, что сил нет?

[Роман]

Шустрые буквоеды уже отыскали на Шаре ссылку на самого лучшего Себастьяна, из Болоньи. А в недавно вновь появившемся злачном месте еще есть шанс добыть в хорошем качестве запись Оперы Рары.

[Кактус]

Шустрые буквоеды уже отыскали на Шаре ссылку на самого лучшего Себастьяна, из Болоньи. А в недавно вновь появившемся злачном месте еще есть шанс добыть в хорошем качестве запись Оперы Рары.

Что такое запись Оперы Рары?
Старый итальняский вариант у меня и так в отменном качестве (слава Нати! ) и есть один французский от Сидни на трех дисках, с Ганасси, Саббатини и Сервиле. А что из них какой фирмы, я не знаю.

[Роман]

Ганасси, Саббатини и Сервиле как раз висят на Шаре, официально запись не выходила.
А Опера Рара - это Каз(ц)арова, Фильяноти и Кармело Карузо.
Разумеется, аахенскую запись для первого знакомства я не стал бы предлагать, хотя сам впервые услышал именно ее...

[Леонора]

Буквоеды уже выложили
Насчет синопсисов вот подумала, нет ли у тебя настроения написать про Веспри?

[Кактус]

Прям даже и у меня?
Ну если вдруг накатит че-нить, то может... хотя кто его знает, это че-нить.
Я уже столько всем наобещал написать, что даже вспоминать боюсь.

[Grace Pool]

Буквоеды уже выложили

А вот между прочим начинала я слушать Себастьяна (тоже под впечатлением от Сиднеева рассказа), полная энтузиазьму... но я еще не знала тогда об испорченности буквоедов и начала с ихней буквоедской записи... заснула на середине первого диска и так дальше и не двинулась