La forza del destino
by Giuseppe Verdi
Il Marchese di Calatrava … Juan Zanin
Leonora di Vargas … Floriana Cavalli
Don Carlo … Giuseppe Taddei
Don Alvaro … Richard Tucker
Preziosilla … Oralia Dominguez
Fra Melitone … Giulio Viamonte
Curra … Carmen Burello
Padre Guardiano … Plinio Clabassi
Mastro Trabuco … Virgilio Tavini
Un Chirurgo … Guerrino Boschetti
Un Alcalde … José Crea
Conductor Fernando Previtali - 1961(LI)
Orchestra - Teatro Colón (Buenos Aires)
Chorus - Teatro Colón (Buenos Aires)
Я сразу прошу прощения за возможные ошибки в итальянских словах и за неточное попадание моих трактовок в тексты, вызванное моим незнанием языка
.
Теперь – ВПЕ-ЧАД-ЛЕНИЯ (Форца Таддеи-Такер)
Запись живая. Технически она настроена была только на запечатление голосов и аплодисментов. Увертюры не было. Оркестр слышен только в моменты его среднего и громкого звучания, а вот скрипочки в теме Леоноры, например, почти совсем не слышны. Зато очень хорошо выделены голоса, хотя есть небольшой шип.
Леонора была, для меня, очень непривычная (Floriana Cavalli). Верхушки – режущие, низы – напряженные, плюс манера патетично подчеркивать каждый слог и выделять звук «р». Вся ее манера пения была несколько театрально-картинная. С этим исполнением можно не соглашаться, но это, я думаю, не переигрывание, а все-таки ее стиль в столь драматической партии. И внутри этого стиля она была яркой. (Мне в большинстве случаев к каждой новой сопрано приходится привыкать очень долго. И только привыкнешь ко всем «загулам» и «заломам» голоса одной сопраны, надо уже «изучать» чьи-то другие «фокусы». И, наученная горьким опытом, я честно пытаюсь изначально
полюбить каждую, чтобы потом не было стыдно, когда ее голос «дойдет» до меня через какое-то время). Сцена смерти сыграна ею очень пронзительно и очень тонко. И хотя ее голос не имел мощности голосов Прайс или Тебальди, мне показалось, что ею создан свой очень последовательный характер, который неплохо послушать и обсудить
любителям сопранов и их героинь.
Хотелось прямо здесь коснуться момента музыки Верди в сцене смерти Леоноры, который давно не дает мне покоя. Сразу после ее последнего «Альваро!..», когда она уже замолкает.
Этот музыкальный абзац стОит целого реквиема! В нем - последние страстные попытки задержать стремительно уходящую жизнь. Стук слабеющего сердца, учащающееся и учащающееся его биение, превосходящее все свои физические возможности и… обрыв музыкальной фразы, когда натянутая струнка жизни рвется… Можно всю оперу послушать только ради одного этого кусочка. Я по-настящему почувствовала Леонору только тогда, когда Верди передал мне в музыке свою бесконечную нежность к ней именно в теме ее агонии. Вот тогда я увидела ее не своим, а
его глубоким и скорбным взглядом.
У Верди таких «кусочков», невероятных по глубине и выразительности, но написанных как бы «между делом», на минутку отвлекшись от написания остального полотна оперы, очень много.
Вот еще из Форцы, что меня всегда поражает: когда заканчивается битва, в которой ранен Альваро, там так
видно, как оседают на горячую вздыбленную землю дым и пыль, поднятые сражением! И этот маленький гениальный штрих великого художника поражает больше, чем изображение самой битвы в музыке. Иногда не знаю, что больше требует раздумий и слов потрясенного восторга, хоры и арии Верди или эти вот штрихи.
Прециозилла (Oralia Dominguez) показалась наиболее веселой и светлой из тех, кого я слышала. (Правда, в ее пении иногда ощущалось, как она старается все точно и правильно спеть и поэтому запаздывает в оркестр, и дыхание ее подводило). Представить себе действенность ее призывов к сражениям можно было с некоторой натяжкой. Но то, что она могла быть центром внимания, - это точно
.
Гуардиано (Plinio Clabassi) – опять одно удовольствие. Легко взятые самые низкие ноты, потрясающее ровное, чистое гудение ноты в конце дуэта с Мелитоне с невообоазимым контролем дыхания... Ну, везет мне на Гуардианов, не хватает ухов моих, чтобы что-то внятное сказать. Прекрасные Мелитон и Трабуко, менее академично спетые, чем я слышала раньше, но очень интересные. Если вдруг ищу какой-то свой кусок для переслушивания и попадаю на них, – никогда рука не поднимается переключать дальше, дослушиваю сижу.
Теперь о Доне Карлосе Таддеи.
В этой Форце я впервые услышала «пределы» голоса Таддеи, потому что задействовал он его «на всю катушку», хотя мог и не делать этого. У него и так все бы получилось, но Таддеи почему-то решает иначе и голос выкладывает полностью. Иногда казалось – до начинающегося хрипа, так эмоционально решил он донести эти сумасшедшие страсти. Уже с арии, где он представляется Передой, я начала сильно удивляться. Решительный и страстный в начале арии, а уже с середины ее – злой, яростный и опасный человек. И яростность свою отнюдь не таит.
Дальше - в дуэте с Альваро «Amici in vita e in morte» эмоциональность, выраженная не только в тоне, но и в звуковой мощи у Таддеи не уступает "такерской", а ведь состязаться с тенором в ситуации «звукового напора» баритону тяжело. Но тут был не тот случай. Голоса Таддеи и Такера звучат легко, мощно и на одинаковой громкости! Причем, Таддеи нисколько не теряет богатства своего тембра со всеми рычащими нижними частотами, а страстности там – вагон «с захлёстом».
До этой Форцы с Таддеи я всегда недоумевала, почему Карлос решает все-таки мстить и мстить смертельно? Вообще-то, его отца никто не убивал… Альваро отбросил свой пистолет, рискуя, между прочим, своей жизнью, но не желая поднимать руку на отца невесты. Ну, это – ладно. Но разве дальше для Карлоса ничего не значит то,
каким он узнал Альваро? Разве ничего не значит судьба Леоноры, растоптанная и без его мести? А клятва дружбы – тоже ничто? Ну, и множество вопросов в том же духе, не говоря уже о том, что «благодаря» его мести вырезаны остатки его семьи?
Была тут некая загвоздка, которую мне приходилось, не очень задумываясь, списывать на условность оперы.
Таддеи «в роли» поразил меня очередной раз, и как раз его исполнение и уничтожило полностью всякую условность в поступках Дона Карлоса. На первый план Таддеи вывел и резко подчеркнул МСТИТЕЛЬНОСТЬ Карлоса, как КЛЮЧЕВОЕ свойство характера, довлеющее над личностью вплоть до ее полного уничтожения. И дело не просто в воспитании или расчетливом решении Карлоса, что иначе нельзя, а в том, что иначе ярость и неспособность прощать разорвут его изнутри.
И все это – на фоне очень достойных прочих качеств человека: силы, смелости и упорства. Сильный человек, который умеет быть верным и чутким: "Amico fidate nel cielo!" – Какие приглушенно-бережные, нежные интонации! Сцена театра не нужна, чтобы «увидеть», как осторожно он держит на коленях раненого Альваро… Таким мягко перекатывающимся, полным сострадания голосом можно успокаивать ребенка!
И вот Альваро уносят, он мрачнеет, опять охваченный подозрениями и мстительностью. Интонационно ясно, что роковое решение вот-вот будет принято, и
мысли героя здесь уже ни при чем. Дикое хищное
желание найти и разорвать – просто сильнее мыслей. И все это делает голос прямо-таки ревущим! А ведь всего несколько минут назад он пел так, будто держал на руках друга, любимого самой нежной любовью. Но месть – вот главное в его жизни! Случайная смерть отца, который тоже, кстати, не умел прощать, даже перед смертью, запустила страшный механизм желания мести в его не умеющем прощать сыне...
После слов Карлоса "Questa chiaveil dica" что-то непостижимое происходит в музыке Верди: это не музыка, это судорожный бег противоречивых, спутанных мыслей, сталкивающихся, мешающих друг другу и мгновенно превращающихся в ярость и страшные решения. (Еще один кусочек из вердиевского гения, стОящий целых опер у других композиторов). Несколько тактов, о которых Верди как будто сразу забывает, но они продолжают свое страшное воплощение в уникальном таддейском голосе.
Его сокрушенные раздумья в "Urna fatale del mio destino" настолько коротки, что уже на на слове «destino» голос начинает от ненависти чернеть. Попытки Карлоса разобраться в спутанных мыслях привели только к бешенству.
Когда он узнает, что Альваро жив ("И salvo! Oh gioia!"), хищная радость от того, что он сможет отомстить, превращает его пение в ликующий рев. Я никогда еще не слышала Таддея в освобожденном крике хищной ярости. Как хотите, но это было прекрасно, а в конце арии (или как это называется?) было слышно, как у него перестает хватать дыхания. Я не знаю, как уж
сам Таддеи при таком накале роли, но
его Карлос от предвкушения разорвать врага – задыхался. Можно не любить "крик" в опере (здесь его хватало с избытком), но трудно не оценить такое драматически последовательное и точное исполнение Таддеи. (Для меня же, любой его голос - всегда наслаждение).
После таких страстей, я где-то как-то понимала
, конечно, что последний дуэт героев "Le minaccie, i sieri acc" вряд ли будет беден эмоциями, но ТАКИХ сюрпризов не ожидала.
Таддеи – само собой, но в заключительном пылающем исполнении Такер оказался каким молодцом! Вместо одного красивого сильного зверя на сцене в процессе развития дуэта оказываются два. С таким Карлосом, как у Таддеи, Альваро Такера, тоже теряющий голову, был как раз очень, очень подходящим. Ну нельзя было спокойно вытерпеть эту дикую непрошибаемость Карлоса!
Их готовность вцепиться друг в друга не оставляла сомнений, что одного из них сейчас не станет. У меня осталась уверенность, что в конце Альваро явно убивает не просто по необходимости, он убивает уже от ярости, отчаяния и злости.
Взлелеянная ненависть в каждом слове Карлоса, с первого мига встречи нетерпеливо ждущего схватки, против стонов и уговоров Альваро, переходящих за какой-то миг в бешенство ("Va, riparti!"). Интонации последнего были такими, что перед глазами возник человек, внезапно хищно огибающий врага и выхватывающий оружие! А в его «Va!» - Альваро уже шипит от злости.
Ну, все, думаю, поубивают друг друга прямо сейчас, бросив петь.
В конце дуэта голоса так и не слились с музыкой или между собой, как у Такера с Мерриллом, например. Каждый выражал свою ярость, с трудом слыша, что происходит вокруг. В первый раз это вообще воспринялось мной почти как разлад (сердились они, видно, очень
!), но я ошиблась. Ритмического разлада там не было. Угадайте с трех раз, кто был «в крике»? А вот, и не один Такер
! Таддеи – тоже, во всю мощь своего гениального голоса
. Совершенно не хочу вступать в дискуссию, хорошо ли это в опере. Просто
я это вопринимаю
в таком исполнении исключительно
как пение, а не как крик. Как у Таддеи, так и у Такера. И просто скажу, что
на мой взгляд, это было одно из интереснейших и сильнейших исполнений дуэта, да и всей оперы, причем полностью в рамках классики оперного жанра
.
Столько фантастических неожиданностей в одной постановке! И такой «ключ», персонально для меня, к Дону Карлосу!
Кактус! Ну какое же Вам спасибо
!