Сообщений в теме: 1895

[Роман]

Еще три рецензии, первые две - на нормальных человеческих языках:
http://www.ft.com/in...l#axzz1PTux7A83 - этот автор, увы, ничего не понимает в настоящей музыке...
http://www.lesechos....rmat-177171.php - это приличнее, но маловато. Огорчила фраза о почти полной версии - я надеялся, что совсем.
http://www.welt.de/p...s-Glaubens.html

[Огненный ангел]

Театр Эрфурта (столица Тюрингии) следующий сезон открывает "Робертом-Дьяволом" в совместной постановке с Оперой Монте-Карло.

[Роман]

Интересно, в каком виде, составе и объеме...

[Роман]

Еще одна рецензия, но язык еще более непонятный...
Попробовал перевести Гуглом на аглицкий (на русском получается чушь, как всегда) - что-то понятно, но далеко не все. Такое чувство, что буквоедскость исполнения рецензент расценивает как недостаток постановки, но я (или Гугл) мог понять неправильно. Хочется верить, что кто-то из нас ошибся. А вот про голых балерин (или балерунов? ) сказано, что они торчат на сцене почти все время ("Unfortunately, the aspect of "violence" rather clumsily forward (via fake shotguns or through some simple lighting effects), and let Py almost constantly hang around naked dancers whose function is never really clear", в оригинале - "Helaas komt het aspect 'geweld' nogal knullig naar voor (via namaak-shotguns of door middel van enkele simpele lichteffecten) en laat Py quasi voortdurend naakte danseressen aanrukken waarvan de functie nooit echt duidelijk wordt"), и это уже явно слишком, хотя очень похоже на ПИИИИИИИИИИИ. Ладно бы еще только небольшая сцена с голыми купальщицами...

[Борис]

Еще одна рецензия, но язык еще более непонятный...
Попробовал перевести Гуглом на аглицкий (на русском получается чушь, как всегда) - что-то понятно, но далеко не все. Такое чувство, что буквоедскость исполнения рецензент расценивает как недостаток постановки, но я (или Гугл) мог понять неправильно. Хочется верить, что кто-то из нас ошибся. А вот про голых балерин (или балерунов? ) сказано, что они торчат на сцене почти все время ("Unfortunately, the aspect of "violence" rather clumsily forward (via fake shotguns or through some simple lighting effects), and let Py almost constantly hang around naked dancers whose function is never really clear", в оригинале - "Helaas komt het aspect 'geweld' nogal knullig naar voor (via namaak-shotguns of door middel van enkele simpele lichteffecten) en laat Py quasi voortdurend naakte danseressen aanrukken waarvan de functie nooit echt duidelijk wordt"), и это уже явно слишком, хотя очень похоже на ПИИИИИИИИИИИ. Ладно бы еще одна небольшая сцена с голыми купальщицами...

При попытке чтения этой рецензии немедленно вспомнилась повесть Жюля Верна "Причуда доктора Окса".

Сообщение отредактировал Борис: 17 июня 2011 - 19:43

[Роман]

При попытке чтения этой рецензии немедленно вспомнилась повесть Жюля Верна "Причуда доктора Окса".

А почему не шедевральная оперетта Оффенбаха, которую я как раз пересматривал на днях?

[Борис]

При попытке чтения этой рецензии немедленно вспомнилась повесть Жюля Верна "Причуда доктора Окса".

А почему не шедевральная оперетта Оффенбаха, которую я как раз пересматривал на днях?

Я имею в виду нижеследующую главу:
Глава 7 Где andante превращается в allegro, а allegro в vivace

Волнение, вызванное случаем с адвокатом Шитом и врачом Кустосом, улеглось. Дело не имело последствий, Можно было надеяться, что Кикандон, возмущенный на миг необъяснимым событием, вернется к своей привычной апатии.

Прокладка труб для проводки оксигидрического газа в главнейшие здания города подвигалась быстро. Трубопроводы и ответвления понемногу проскальзывали под мостовые Кикандона. Но рожков еще не было, так как их изготовление было сложным делом и пришлось заказывать их за границей. Доктор Окс со своим препаратором Игеном не теряли ни минуты, торопя рабочих, заканчивая тонкие механизмы газометра, наблюдая день и ночь за гигантскими батареями, разлагающими воду под действием мощного электрического тока. Да, доктор уже вырабатывал свой газ, хотя проводка не была еще закончена. Вскоре доктор Окс должен был продемонстрировать в городском театре великолепие своего нового освещения.

В Кикандоне был театр, прекрасное здание, архитектура которого соединяла в себе все стили — и византийский, и романский, и готический, и ренессанс, — с полукруглыми дверями, стрельчатыми окнами, розетками, фантастическими шпилями; одним словом — образец всех жанров, наполовину Парфенон,[4] наполовину «Большое кафе» в Париже. На сооружение театра ушло семьсот лет, и он последовательно приспособлялся к архитектурной моде всех эпох. Тем не менее это было прекрасное здание.

В кикандонском театре играли все понемногу, но чаще всего шли оперы. Однако ни один композитор не узнал бы своего произведения, до того оно было изменено замедленным темпом.

Действительно, так как в Кикандоне ничто не делалось быстро, то драматические произведения должны были применяться к темпераменту кикандонцев. Хотя двери театра и открывались обычно в четыре часа, а закрывались в десять, не было примеров, чтобы за эти шесть часов было сыграно больше двух актов. «Роберт Дьявол», «Гугеноты» или «Вильгельм Телль» занимали обычно три вечера, настолько медленно исполнялись эти шедевры. Vivасе в Кикандонском театре исполнялись, как настоящие adagio,[5] а allegro тянулись бесконечно. Самые быстрые рулады, исполненные в кикандонском вкусе, походили на церковные гимны. Беспечные трели удлинялись невероятно. Бурная ария Фигаро в первом акте «Севильского цирюльника» продолжалась пятьдесят восемь минут.

Разумеется, заезжие артисты должны были применяться к этой моде, но так как платили им хорошо, то они не жаловались и послушно следовали смычку дирижера.

Но зато сколько аплодисментов выпадало на долю этих артистов, восхищавших, не утомляя, жителей Кикандона! Публика хлопала продолжительно и равномерно, а газеты сообщали на другой день, что артист заслужил «бурные аплодисменты» и если зал не обрушился от криков «браво», то только потому, что в ХII столетии на постройки не жалели ни цемента, ни камня.

Впрочем, для того чтобы не приводить восторженные фламандские натуры в излишнее возбуждение, представления давались только раз в неделю. Это позволяло актерам тщательно углубляться в роли, а зрителям — лучше чувствовать красоты драматического искусства.

Такой порядок существовал с незапамятных времен. Иностранные артисты заключали контракты с кикандонским директором, когда хотели отдохнуть, и казалось, что ничто не изменит этих обычаев, когда через две недели после дела Шюта-Кустоса население было вновь смущено неожиданным инцидентом.

Была суббота, день оперы. Нового освещения еще нельзя было ждать. Трубы уже были проведены в зал, но газовых рожков еще не было, и свечи изливали свой кроткий свет на многочисленных зрителей, наполнявших зал. Двери для публики были открыты с часу пополудни, а в три зал был уже наполовину полон. Был момент, когда образовалась очередь, доходившая до конца площади св. Эрнуфа и до лавки аптекаря Лифринка. По такому скоплению публики легко было догадаться, что спектакль предстоит прекрасный.

— Вы идете сегодня в театр? — спросил в это же утро советник бургомистра.

— Непременно, — ответил ван-Tрикacc, — и госпожа ван-Tрикacc, и дочь моя Сюзель, и наша милая Татанеманс, которая страстно любит хорошую музыку.

— Так мамзель Сюзель будет? — спросил советник.

— Без сомнения, Никлосс.

— Тогда мой сын Франц будет первым в очереди, — ответил Никлосс.

— Пылкий юноша, Никлосс, — произнес бургомистр, — горячая голова! Нужно следить за ним.

— Он любит, ван-Трикасс, любит вашу прелестную Сюзель.

— Ну что ж, Никлосс, он на ней женится. Раз мы решили заключить этот брак, чего еще он может желать?

— Он ничего и не желает, этот пылкий ребенок! Но все же он не будет последним у билетной кассы.

— Ах! Счастливая пылкая юность! — произнес бургомистр улыбаясь. — И мы были такими, мой достойный советник! Мы любили! Мы ухаживали! Итак, до вечера. Кстати, этот Фиоравенти великий артист. Какой прием оказали ему у нас! Он долго не забудет кикандонских аплодисментов.

Речь шла о знаменитом теноре Фиоравенти, вызывавшем благодаря приятному голосу и прекрасной манере петь настоящий энтузиазм у городских любителей.

Вот уже три недели Фиоравенти пользовался огромным успехом в «Гугенотах». Первый акт, исполненный в кикандонском вкусе, занял весь вечер на первой неделе месяца. Второй акт, шедший через неделю, был настоящим триумфом для артиста. Успех возрос еще больше с третьим актом мейерберовского шедевра. Но самые большие ожидания возлагались на четвертый акт, и его-то и должны были исполнять в этот вечер перед нетерпеливой публикой. Ах! этот дуэт Рауля и Валентины, этот гимн любви в два голоса, исполняемый протяжно, нескончаемо! Ах! какое наслаждение!

Итак, в четыре часа зал был полон. Ложи, балкон, партер были переполнены. В аванложе красовались бургомистр ван-Трикасс, мадемуазель ван-Трикасс, госпожа ван-Трикасс и добрейшая Татанеманс в яблочно-зеленом чепце. Недалеко от них была ложа, где сидели советник Никлосс и его семейство, не говоря уже о влюбленном Франце. Виднелись также семьи врача Кустоса, адвоката Шюта, Онорэ Синтакса — главного судьи, директора страхового общества, толстого банкира Коллерта, помешанного на музыке, и других знатных лиц.

Обычно до поднятия занавеса кикандонцы вели себя очень тихо, читая газеты или разговаривая вполголоса с соседями, изредка бросая равнодушный взгляд на красавиц, занимавших ложи.

Но в этот вечер посторонний наблюдатель заметил бы, что еще до поднятия занавеса в зале царило необычайное оживление. Суетились люди, которых никто не видел суетящимися. Дамы необыкновенно энергично обмахивались веерами. Казалось, что все как-то свободнее, сильнее дышали. Взгляды блестели почти так же, как огни люстры, горевшие необычно ярко. Как жаль, что освещение доктора Окса запоздало!

Наконец оркестр собрался в полном составе. Первая скрипка прошла между пюпитрами, чтобы осторожным «ля» дать тон своим коллегам. Струнные инструменты, духовые инструменты, ударные инструменты настроены. Дирижер, подняв палочку, ожидает звонка.

Звонок прозвенел. Начался четвертый акт. Начальное allegro appassionato[6] сыграно, по обыкновению, с величавой медленностью, от которой пришел бы в ужас великий Мейербер.

Но вскоре дирижер почувствовал, что не владеет своими исполнителями. Ему трудно сдерживать их, всегда таких послушных, таких спокойных. Духовые инструменты стремятся ускорить темп, и их нужно обуздывать твердой рукой, так как они могут обогнать струнные, что вызовет полное разногласие. Даже сам бас, сын аптекаря Жосса Лифринка, такой воспитанный молодой человек, проявляет намерение пуститься вскачь.

Тем временем Валентина начинает свой речитатив:
Я одна у себя…

Но и она торопится. Дирижер и все музыканты поневоле должны следовать за ней.

Появляется Рауль, и между его встречей с любимой и моментом, когда Валентина прячет его в соседней комнате, проходит не больше пяти минут, тогда как, по традициям кикандонского театра, этот речитатив из тридцати семи таков всегда продолжается как раз тридцать семь минут.

Сен-Бри, Невер, Тавани и католические дворяне появляются на сцене слишком поспешно. На партитуре обозначено: allegro pomposo,[7] но на этот раз всякая торжественность отсутствует, сцена. заговора и благословения мечей проходит в бурном темпе. Певцы и музыканты несутся, как буря. Дирижер уже не старается сдерживать их. Впрочем, публика и не требует этого, напротив: каждый чувствует, что он сам увлечен, что этот темп отвечает порывам его души.

От постоянных смут, несчастья и войны Хотите ли, как я, страну освободить?

Обещания, клятвы. Невер торопливо протестует и едва успевает спеть: «Среди предков моих есть солдаты, но убийц не бывало вовек», как его поспешно схватывают, чтоб заключить под стражу. Вбегают народные старшины и скороговоркой клянутся «ударить разом». В двери врываются три монаха, неся корзину с белыми шарфами и совершенно позабыв, что они должны двигаться медленно и величаво. Уже все присутствующие выхватили свои шпаги и кинжалы, и капуцины благословляют их, отчаянно махая руками. Сопрано, теноры и басы приходят в полное неистовство и превращают драматические места в кадрильные. Наконец все убегают, вопя:
В полночь, Бесшумно!
Так хочет бог!
Да, в полночь!

Вся публика на ногах. В ложах, в партере, на галерке волнение. Кажется, что все зрители во главе с бургомистром ван-Трикассом готовы ринуться на сцену, чтобы присоединиться к заговорщикам и уничтожить гугенотов, чьи религиозные убеждения они, впрочем, разделяют. Аплодисменты, вызовы, крики! Татанеманс лихорадочно размахивает своим яблочно-зеленым чепцом. Лампы разливают жаркий блеск.

Рауль, вместо того чтобы медленно приподнять завесу, срывает ее великолепным жестом и оказывается лицом к лицу с Валентиной.

Наконец! Вот он, великий дуэт, но… Рауль не ждет вопросов Валентины, а Валентина не слушает ответов Рауля. Очаровательная ария «Близка, погибель. уходит время…» превращается в один из веселеньких мотивов, которыми прославились оперетты Оффенбаха.
Ты любишь… любишь…
О, повтори!

Виолончель забывает, что должна вторить голосу певца. Напрасно Рауль восклицает:
Говори и продли
Сердца сон несказанный!

Валентина не хочет длить! И Рауль продолжает неистовствовать один, страшно жестикулируя.

Раздаются удары колокола. Но какой задыхающийся колокол! Звонарь, очевидно, не владеет собой. Такого набата еще никогда не слышали в Бикандоне. Он совершенно заглушает оркестр.

Последняя ария: «Этот час роковой я могу ль перенесть!..», напоминает мчащийся экспресс. Набат раздается снова. Все смешивается в страшный рев. Валентина падает без чувств. Рауль выскакивает в окно.

И вовремя. Обезумевший оркестр не в состоянии продолжать. Дирижерская палочка превратилась в обломки. Беспомощно повисли оборванные струны скрипок. Барабанщик пробил свой барабан насквозь. Контрабасист сидит верхом на контрабасе. Первый флейтист подавился флейтой, гобоист жует с ожесточением клапаны своего инструмента, а трубач делает неимоверные усилия, чтобы вытащить руку, которую он в увлечении засунул в недра трубы.

А публика! Публика, запыхавшаяся, разгоряченная, жестикулирует, вопит! С красными лицами, с вытаращенными глазами, все сгрудились у выхода. Суета, давка, мужчины без шляп, женщины без плащей! В коридорах толкаются, в дверях теснятся, споры, драки! Нет больше властей! Нет бургомистра! Все равны в этот миг дьявольского возбуждения…

А через несколько минут, выйдя на улицу, все понемногу успокаиваются, мирно расходятся по домам, смутно вспоминая о пережитом волнении.

Четвертый акт «Гугенотов», раньше продолжавшийся шесть часов, начался в этот вечер в половине пятого и окончился без двенадцати минут пять.

Он продолжался восемнадцать минут!

[Роман]

Минковский, конечно, дирижер энергичный, не кикандонец тормоз, но за 18 минут он вряд ли управился бы, даже с одним четвертым актом...

[Kriemhild]

Ай, какой класс! А почему с ними такое случилось? Неужели газ виноват?
Знаете, мне это ещё напомнило чудесный мультик из серии "Том и Джерри", где кот играл рапсодию Листа.

[Роман]

Ай, какой класс! А почему с ними такое случилось? Неужели газ виноват?

Посмотрите кино - узнаете! Правда, сюжет там малость переиначен, как всегда у Оффенбаха, да и исполнение полупрофессиональное, но ребята стараются, а музыка местами совершенно гениальна!

[Борис]

Ай, какой класс! А почему с ними такое случилось? Неужели газ виноват?

Газ виноват, газ. А какой газ - можно узнать из говорящей фамилии доктора.

[Роман]

Еще. Постановка отпугивает все больше, думаю, что без ДВД переживем, хотя и обидно. Кстати, этот рецензент слушал второй состав.

[Роман]

Свежие клипы (второй состав):


http://www.youtube.com/watch?v=QbUySbCpIyo
http://www.youtube.com/watch?v=tVEBkY_JE_o
Качество, конечно, жуткое, но хоть что-то.

[Огненный ангел]

В блоге донны Джулии чертовски интересная рецензия брюссельских "Гугенотов" и выросшая из неё дискуссия об эволюции вокальной техники. Рекомендуется тем, кто хорошо понимает по-итальянски, в одном месте и цитата из Минковского на французском.

[Роман]

Еще рецензия, и опять на нормальном человеческом языке!
Любопытно, но последние фразы убивают. Понимал бы чего! ©

[Огненный ангел]

Я её сюда копирую, пока они её в платный раздел не перевели. Переводить времени нет совсем, извините.

Bruxelles - Opйra de La Monnaie: Les Huguenots


1 di 15
La locandina
Data dello spettacolo: 23 Jun 2011

Marguerite de Valois Marlis Petersen
Valentine Mireille Delunsch
Urbain Yulia Lezhneva
Raoul de Nangis Eric Cutler
Comte de Saint-Bris Philippe Rouillon
Comte de Nevers Jean-Franзois Lapointe
De Retz Arnaud Rouillon
Marcel Jйrфme Varnier

Direttore Marc Minkowski
Regia Olivier Py
Scene Pierre-Andrй Weitz
Costumi Pierre-Andrй Weitz
Luci Bertrand Killy
Maestro del coro Martino Faggiani

Coro e Orchestra del Thйвtre de La Monnaie





Assistere a una versione integrale in lingua francese degli «Ugonotti» di Meyerbeer non capita di certo tutti i giorni, e va detto che non tutti i giorni riusciremmo a sobbarcarci una fatica d'ascolto simile. Titolo famosissimo e addirittura popolare per i nostri nonni, che lo potevano udire in teatri come la Scala ma persino all’Arena di Verona, oggi il grand’opйra di Meyerbeer и quasi completamente scomparso dal repertorio. Si dirа: mancano le grandi voci; ma manca soprattutto la volontа da parte dei teatri di avventurarsi a programmare un’opera che ovviamente non riempie le sale e che richiede un impegno tecnico ed economico ragguardevolissimo (sei prime parti, cui и da aggiungere il coro, protagonista di fatto). Raccoglie questa sfida il Thйвtre de La Monnaie di Bruxelles (coproduzione con l'Opйra di Strasburgo) e punta su due nomi di richiamo: Olivier Py e Marc Minkowski, rispettivamente regista e direttore d’orchestra. E questo и giа un fatto storicamente nuovo, perchй ancora trent’anni fa un’opera come questa giocava tutto il suo richiamo sui nomi dei cantanti. Il risultato mi и sembrato nel complesso molto buono (la sera del 23 giugno: cast alternativo nelle repliche).
Comincio dal coro, sia perchй lo sforzo cui и sottoposto per cinque ore и tale che merita di essere menzionato per primo, sia perchй и stato motivo di orgoglio per me scoprire che un risultato cosм notevole per tenuta e precisione и stato ottenuto da un italiano, Martino Faggiani, cui vanno le nostre piщ vive congratulazioni.
Governa questa partitura «monstre» con mano abile, ora vigorosa, ora leggera (e amorevole verso cantanti dalla voce non potentissima) Marc Minkowski, che giustamente ricorda nel programma che «la cosa piщ importante и avere l’amore dello stile, che и la chiave di tutto». E difatti quel che tiene insieme questo allestimento и proprio l’omogeneitа e l’appropriatezza stilistica della compagnia.
Questa puт contare su un buon Raoul come Eric Cutler, alle prese con la temibile tessitura di una parte scritta per Nourrit. Il tenore americano (l’unico non debuttante nel ruolo) punta piщ che sulla potenza e la bellurie vocale, sulla dizione e sul fraseggio; le note comunque ci sono tutte e nel corso della serata riscuote un incontrato successo personale (nelle repliche sarebbe stato interessante sentire John Osborne).
Nei due ruoli femminili principali troviamo il soprano tedesco Marlis Peterson (Margherita di Valois) e la francese Mireille Delunsch (Valentine), entrambe scenicamente perfette, vocalmente un po’ meno. La prima ha voce di soprano lirico-leggero di colore discreto e di buon legato; nella grande aria del II atto fatica perт non poco, pur in una versione che sembra assai castigata quanto alle agilitа. A questo proposito Minkowski nel programma dice che si и basato su un’edizione critica non ancora pubblicata della partitura, ma con qualche aggiustamento «ad hoc» per le esigenze dei singoli cantanti (si suppone che l’aria di Marguerite sia uno di questi aggiustamenti). La Delunsch, nel personaggio piщ interessante di tutta l'opera, vocalmente delude: la voce и infatti costantemente tesa e forzata nel settore acuto, sicchй il legato diventa spesso laborioso e talvolta prossimo a incrinarsi; la cantante compensa perт con un impegno totale sul piano drammatico e con accento sempre partecipe, facendo di Valentine un personaggio tormentato ed eroico dalla prima all’ultima sua apparizione.
Vera sorpresa della serata и perт Yulia Lezhneva nei panni del paggio Urbain, ruolo affidato nelle repliche in alternanza a un soprano e a un mezzosoprano. Voce piccola ma di bellissimo timbro, il soprano russo dimostra tecnica di grande scuola nelle sue due arie (applauditissime), la cui esecuzione non teme il confronto con le grandi del passato che ne hanno lasciato testimonianza, dalla Onegin alla Von Stade alla Horne.
Molto buono pure il Marcel di Jerфme Varnier, che trova momenti notevoli soprattutto nei due ultimi atti. Nell’aria del primo (il celebre, un tempo, «Piff, paff!») la voce difetta un po’ di volume nelle note gravi estreme, ma nel resto (nonostante la giovane etа) questo cantante riesce ad essere sempre convincente nei panni del vecchio ugonotto.
Ottimi Philippe Rouillon nei panni del Conte di Saint Bris e Jean Franзois Lapointe in quelli del conte di Nevers.
Resta da dire della regia del francese Olivier Py. Alle prese con un testo diseguale e lunghissimo, Py tenta una strada ingegnosa, a metа tra la ricostruzione storica e la solita attualizzazione accademica cui la regia d’opera globalizzata ci ha abituato. Non si tratta perт di una soluzione di compromesso dovuta a mancanza d'idee – per contentare tutti insomma – ma piuttosto del tentativo cosciente di visualizzare la complessa stratificazione culturale e storica legata al tema di quest'opera. Ad essere evocate non sono infatti solo le guerre di religione nella Francia del Cinquecento, ma anche la visione che di queste si aveva all'epoca di Scribe-Meyerbeer, e quella che ne possiamo avere noi oggi (la scena finale del massacro degli ugonotti allude chiaramente allo sterminio degli Ebrei). I personaggi si muovono su una bella scena mobile che rappresenta un castello francese nello stile del tardo Rinascimento (tipo Chenonceau), ora abbigliati alla foggia del Rinascimento (soprattutto quelli femminili), ora secondo costumi ottocenteschi (Urbain perт и una sorta di valletto che sembra uscito dal Grand Hotel di Balbec), ora ancora in abiti moderni (la scena finale). La guerra di religione tra cattolici e ugonotti, nella visione di Py, и posta fin dall’inizio sotto il segno della violenza, della sessualitа sfrenata e della morte: questa luce cruda, sinistra e allucinata grava, talvolta insisitita e sottolineata in modo un po' scolastico, su tutto lo spettacolo, comprese le scene ispirate a un carattere festoso o galante (particolarmente nei primi due atti). Cosм nel secondo atto, l'incontro tra Margherita di Valois e Raoul («Ah, si j'йtais coquette») и tutto calato in un'atmosfera di libera sessualitа che ha ovviamente effetti parodici che sarebbero perfetti nella «Belle Helиne»... ma capisco che sia difficile credere nella veritа psicologica di quella situazione e soprattutto di quella musica. E a questo proposito concludo dicendo che dopo le cinque ore degli «Ugonotti» mi pare che, una volta adempiuto il dovere culturale di riscoprire quest'opera nella sua versione originale, non si possa che dar ragione a chi sottolineт la povertа di questa musica. Povertа non certo tecnica (chй anzi la strumentazione ha trovate sorprendenti e i cori hanno effetti a tratti spettacolari, soprattutto nel finale), ma per cosм dire emotivo-psicologica: и una musica che passa per cinque ore, ma che non supera mai le temperature tiepide e non lascia allo spettatore traccia di emozioni, se non epidermiche. Uno spettacolo comunque che merita di essere visto, fino al 30 giugno.

Gabriele Bucchi

[Роман]

Тогда уж переведи или хотя бы перескажи, а то нас с тобой опять побьют...

[Роман]

Дослушал Гугенотов, я уже отчитывался по ходу дела, поэтому только кратко суммирую.
Исполнение далеко не такое полное, как было обещано, особенно пострадало третье действие: весь балет, повтор кабалетты в дуэте Марселя и Валентины, возможно - кусочек финала, хотя последнего я не заметил (но об этом писали в рецензиях). Романс Рауля полностью, есть рондо Урбана, есть кантабиле в дуэте Рауля и Маргариты (вроде даже чуть больше привычного). Еще был маленький новый кусочек в сцене объявления комендантского часа (или как это правильно обозвать?) - реплики заговорщиков и повтор собственно приказа расходиться по домам. Сразу после этого - новая молитва Марселя, довольно эффектная. Не понимаю, почему Мейербер ее изъял?
Романс Валентины - без таинственной кабалетты из записи Бонинга. Вроде по комплектности все.
Исполнение мне понравилось, Катлер нормальный, хотя верхушки вроде брал фальцетом. Маргариты бывают и лучше, но в целом ничего. Лежнева понравилась, хотя звучала совсем легкой сопраной Интересно, рондо для нее подправили? Оно же вроде только для меццовой редакции. Делёнш, пожалуй, больше берет игрой, чем собственно вокалом, но общее впечатление хорошее. Марсель сперва показался недостаточно басом, но вроде все нижние нотки в хорале и не только взял...

[Роман]

Как я и предполагал, балет (и не только его) изъяли при трансляции, у Минковского он был:

Klara's delayed broadcast of HUGUENOTS was edited. The ballet & some music
around it, including the chorus of Catholics, was cut by the radio station &
without the knowledge of the theater. La Monnaie has complained and the radio
station has promised to re-broadcast the June 19 performance complete at a later
date, so be on the lookout.

[andy]

Катлер нормальный, хотя верхушки вроде брал фальцетом.

но он с ДОПИО СУОНО в голосе поет + ВОЧЕ ФАЛЬСА и ХХХХХ блеск нет

[Роман]

Насколько я помню, именно так пел на премьере покойный Нурри.

[andy]

Насколько я помню, именно так пел на премьере покойный Нурри.

где-то я читал что прыгнул он ради слабенькие ДО в Арнольдо....

[Роман]

Ого!
11 июля хранцузское радио транслирует нового Галеви:

July 11th : Halevy, La Magicienne, Montpellier (live)

[Роман]

Fromental Halévy

La Magicienne

Opéra en 5 actes sur un livret de Henri Vernoy de Saint-Georges
crée en 1858

Norah Amsellem, Soprano, Blanche
Marianne Crebassa, Mezzo-soprano, Mélusine
Florian Laconi, Ténor, René de Thouars
Marc Barrard, Baryton, Stello de Nici – Le Pélerin
Nicolas Cavallier, Basse, Le Comte de Poitou
Jennifer Michel, Soprano, Aloïs


Chœur de Radio France
Matthias Brauer, Chef de chœur
Orchestre National de Montpellier Languedoc-Roussillon
Lawrence Foster, Direction
David Zobel, Chef de chant

Интереснейшая опера оказалась! Возможно, не столь шедевральна, как "Жидовка", но точно значительно интереснее "Карла VI". Исполнение вполне приличное, хотя знакомое имя всего одно - сопрана Нора Амселлем (с ней была Трава на ДВД). Насчет комплектности судить трудно, но есть подозрение, что балет выкинули, и подходящее место я для него нашел - в начале четвертого действия, в волшебных садах Армиды Мелюзины. Повторы надо бы еще проверить, поскольку структура здесь уже не вполне белькантовая, возможны варианты. Кстати, в библиотеке Петруччи есть клавир - хорошо бы кто-нибудь грамотный послушал запись с ним!
Что странно для гранд-оперЫ, да еще и написанной в 1858 году - здесь, похоже, полный хэппи-энд: злая ведьма раскаялась, отреклась от колдовства и пошла креститься, а любимого тенора, которого хотела было отбить у сопраны, все же вернула ей.
Оперу непременно надо переслушивать, и не один раз, но уже можно выделить балладу сопраны в первом действии, арию тенора и балладу меццы во втором, кончертато в финале третьего, дуэт меццы с тенором в начале четвертого, большую арию сопраны в пятом. Дуэт сопраны и меццы в пятом чем-то даже напоминает дуэт Рашели и Евдоксии, хотя такого надрыва все же нет, тем более что дальше следует вышеупомянутый хэппи-энд с апофеозом.

[Огненный ангел]

Марк Баррар засветился в нантской "Клятве" 1993-его года. Надо сказать, хреново пел.
Ещё он засветился в болонской отсебятине на тему Глюкова "Орфея" с Аланьей, но эту отсебятину я не смотрел.
Тенор во Франции довольно известен, бас вроде бы тоже в некоторой степени, хотя и не звезда.